Происхождение цивилизаций, часть вторая

Считается, что существенные изменения во всех сферах жизнедеятельности человека произошли после трех последовательных крупных общественных событий, связанных с разделением труда. Первое из них – отделение скотоводства от земледелия, второе – выделение ремесла в самостоятельный вид деятельности (помимо земледелия и скотоводства), третье – появление торговцев (купцов), которые уже не участвовали непосредственно в процессе производства, а занимались лишь перемещением и перераспределением продуктов производства. Это привело к тому, что определенные группы населения начали специализироваться главным образом на каком-то одном виде деятельности, что способствовало дифференциации производства, которая в свою очередь содействовала значительному повышению производительности труда, а также усилению товарообмена между разными группами населения.

В результате первого крупного общественного разделения труда (на скотоводство и земледелие), которое произошло между разными родами и племенами, сформировался регулярный межродовой и межплеменной товарообмен. Второе крупное общественное разделение труда (выделение ремесленников) содействовало проникновению систематического товарообмена непосредственно в род и племя. Все это способствовало возникновению имущественного неравенства сначала между родами и племенами, а затем и внутри их.

Рост производительности труда, увеличивая количество производимого продукта в целом, на определенном этапе привел к появлению избыточного продукта (за пределами текущих жизненных потребностей сообщества), который стал сосредоточиваться в руках отдельных лиц. Это обусловило появление частной собственности, ставшей материальной основой для обособления членов рода и экономической самостоятельности отдельной семьи. Муж, глава семьи, стремился закрепить богатства за собой и своими детьми. В итоге семья постепенно становится социальной формой материальной обособленности членов рода.

Имущественные различия порождали и общественное неравенство. В соответствии с этим постепенно складывалась верхушка родовой аристократии, фактически ведавшая всеми делами. Знатные общинники заседали в племенном совете, ведали культом богов, выделяли из своей среды военных вождей и жрецов.

Перераспределение избыточного продукта в пользу наиболее влиятельных групп населения, отдельных семей, старейшин, военных вождей и других представителей родовой аристократии, а также регулярный товарообмен объективно способствовали и территориальному перемещению населения. Это содействовало ускорению разрушения и эволюционной замене относительно замкнутой родовой общины на территориальную соседскую общину.

Возникновение частной собственности и имущественного неравенства неизбежно приводит к расхождению индивидуальных и общих интересов. В результате первобытнообщинная организация начинает испытывать кризис власти. Органы первобытнообщинного строя, ранее ориентированные лишь на защиту рода, постепенно перерождаются в органы военной демократии для ведения войн с соседними племенами, для навязывания воли сильных, богатых членов рода или племени своим соплеменникам. И если прежде оружие брали в руки только в случае необходимости отражения внешнего нападения, то теперь постепенно формируется обособленная группа людей, главной и основной задачей которых становится исполнение силовой функции.

В условиях развития частной собственности и неравенства не могла более существовать первобытная система власти, основанная на общественных началах и авторитете избранных. Противоположные интересы различных социальных групп уже не позволяли принимать решение, которое бы удовлетворяло все сообщество. Требовался новый властный орган, который смог бы обеспечивать преимущество интересов одних членов общества за счет других. Из-за раскола на экономически неравные группы (классы) людей общество объективно порождало такую организацию власти, которая должна была, с одной стороны, поддерживать интересы имущих, с другой – сдерживать противоборство между ними и экономически зависимой частью. Такой организацией, выделившейся из общества, стало государство, в котором происходит замена выборной власти наследственной.

В период распада родового строя и перехода общего достояния в руки узкого круга лиц участились нарушения древних обычаев, ориентированных на общие, а не на частные интересы, а это вело к разрушению векового порядка. Другими словами, установленная обычаями форма общественных отношений вступила в противоречие с их изменившимся содержанием. В связи с тем, что обычаи перестали выполнять роль универсального регулятора, появилась объективная необходимость в принципиально новых регуляторах социальных отношений. Исторически сложилось так, что формировавшийся государственный аппарат, представлявший интересы экономически господствующего класса (социальной группы), стал применять некоторые угодные ему обычаи в качестве обязательных и осуществлять меры принуждения к лицам, их нарушившим. Так возникали правовые обычаи, которые в отличие от родовых обычаев санкционировались государством…

«Рассмотренная выше трактовка происхождения государства и права получила название диалектико-материалистической (экономической) теории. Она исходит из того, что государство возникает прежде всего в силу экономических причин: общественного разделения труда, появления прибавочного продукта, частной собственности, а затем – раскола общества на классы с противоположными экономическими интересами. В результате этих процессов возникает государство, которое специальными, в том числе правовыми, средствами управления и насилия сдерживает борьбу противоположных социальных групп, защищая главным образом, интересы экономически господствующего класса» (А.Вишневский, «Общая теория государства и права»).

Так, по мнению историков, в самом общем виде выглядит процесс разложения первобытнообщинного строя и формирования общества первых древних государств. И в дальнейшем мы еще будем возвращаться к его детализации при анализе событий, имевших место в той или иной конкретной древней цивилизации…

В целом картинка кажется совершенно гладкой, непротиворечивой и четко объясняющей реальные процессы, которые имели место. И именно такой она выглядит в учебниках.

Однако мне уже не раз доводилось убеждаться в том, что бывает весьма полезно обратиться к непосредственным истокам «гладкой» теории – то есть посмотреть, на базе чего именно и когда конкретно была сформирована теория. Особенности того времени, условий и исходных материалов порой открывают такие аспекты, которые в учебниках не упоминаются, но которые позволяют обнаружить в «гладкой» теории «шероховатости» и порой даже весьма серьезные проблемы.

Вот мы сейчас и посмотрим «откуда ноги растут» у диалектико-материалистической (экономической) теории.

Откуда ноги растут

Итак…

Основы этой теории (как часто упоминается и в учебниках) были изложены в книге Фридриха Энгельса «Происхождение семьи, частной собственности и государства», которая вышла еще в 1884 году – то есть более ста лет назад. И именно в ней можно найти основные базовые положения как самого подхода, так и представленной выше картинки.

Разбирая рукописи умершего к этому времени Карла Маркса, Энгельс обнаружил подробный конспект книги Льюиса-Генри Моргана «Древнее общество», составленный Марксом и содержащий много его критических замечаний, собственных положений, а также дополнений из других источников. Ознакомившись с этой рукописью, Энгельс решил написать специальную работу, рассматривая это как «в известной мере выполнение завещания Маркса». При работе над книгой Энгельс использовал кроме конспектов Маркса также дополнительные материалы своих собственных исследований по истории Древней Греции и Древнего Рима, древней Ирландии и древних германцев.

А вот теперь обратим внимание на время написания работы – 1884 год. В это время о цивилизации Древнего Египта имелись лишь самые общие представления, а как она сформировалась – не знал никто. Первые попытки перевода шумерских текстов, которые легли в основу современных представлений об истории первых государств Междуречья, были предприняты уже после (!) выхода в свет работы Энгельса – лишь на рубеже XIX-XX веков. Тогда же были начаты и археологические исследования древних шумерских городов. Так, только в 1889 году американская экспедиция приступила к исследованию Ниппура, в 1920-х годах английский археолог сэр Леонард Вулли провел раскопки на территории Ура, чуть позже немецкая археологическая экспедиция исследовала Урук, британские и американские ученые нашли царский дворец и некрополь в Кише, и лишь в 1946 археологи Фуад Сафар и Сетон Ллойд под эгидой иракского Управления древностей начали копать в Эриду.

Как следствие, эти древнейшие цивилизации вообще не рассматривались Энгельсом, а в основу его (и Маркса) анализа легли общества значительно более позднего периода. И это неизбежно привело к серьезным натяжкам и даже проблемам.

Скажем, среди анализируемых обществ упоминаются древние ирландцы и германцы. Однако процессы, происходившие в этих регионах в рассматриваемое Энгельсом время, уже испытывали сильнейшее влияние со стороны Древнеримской империи – весьма развитой цивилизации. А влияние этого (внешнего!) фактора Энгельс совершенно не учитывает. На формирование самой Римской империи сильнейшее влияние оказала Древняя Греция – тоже внешняя сила. Но даже и анализируемая в книге Энгельса Древняя Греция уже далека от «чистого» первобытнообщинного строя.

Более того. Если заглянуть в саму работу «Происхождение семьи, частной собственности и государства», то можно обнаружить, что древнегреческое общество анализируется Энгельсом по… текстам Гомера! И это – самое раннее по исторической шкале общество, на котором строится анализ!.. Между тем Гомер описывает, например, Троянскую войну, которая ныне датируется археологами всего лишь XIII веком до нашей эры.

XIII век до нашей эры – это уже время, когда весьма развитая Микенская цивилизация переживала период своего расцвета и оказывала мощнейшее влияние на окружающие ее территории. И следовательно, рассматривать древнегреческое общество того периода, как еще близкое к первобытнообщинному строю или даже как уже переходное общество, категорически нельзя.

XIII век до нашей эры – это время уже мощнейшей Хеттской империи, которую историки относят к Новохеттскому царству (заметьте, не к Древнехеттскому и даже не к Среднехеттскому!). Хеттская империя – ровесник и соперник еще двум мощнейшим державам, Египту и Ассирии. Однако в Египте в это время период уже Нового Царства, которое от первых фараонов отделяет почти две тысячи лет!.. А Ассирийское Царство представляет собой далекого наследника государств Междуречья, история которых также насчитывает уже почти две тысячи лет!..

Так что, как ни крути, сам перечень анализируемых Энгельсом обществ вызывает очень серьезные вопросы в правомерности их использования для выводов о том, что в реальности происходило на тысячи лет ранее. В этом перечне нет ни одного «чистого» сообщества, не испытывавшего бы мощнейшего внешнего воздействия со стороны гораздо более развитых цивилизаций.

И даже то, что исходная работа Моргана построена на основе анализа жизни североамериканских индейцев (еще не испытавшей на себе сильного внешнего влияния со стороны пришлых европейцев), ничего не меняет.

Во-первых, эти индейцы так и не вышли за рамки первобытнообщинного строя, и сколь-нибудь серьезных подвижек в сторону государства у них даже не просматривалось. Во-вторых, правомерность соотнесения североамериканских индейцев с обществами Старого Света периода до первых фараонов и шумерских городов-государств можно поставить под очень большое сомнение. И в-третьих, даже в лучшем случае североамериканские племена могли дать представление только о самой начальной точке весьма длительного процесса, но никак не о самом процессе, который в реальности мог идти самыми разными путями.

Еще один ранний источник, о котором Энгельс не упоминает, но материалами которого он явно пользовался, – Ветхий Завет. Упоминать его Энгельс (в силу занимаемой им позиции сугубого материалиста) и не мог, однако никакого иного источника для описания общества «семитских племен, занимавшихся скотоводством», у него просто не могло быть. И вот, что он по этому поводу, например, пишет:

«На востоке средняя ступень варварства началась с приручения животных, дающих молоко и мясо, между тем как культура растений, по-видимому, еще очень долго в течение этого периода оставалась здесь неизвестной. Приручение и разведение скота и образование крупных стад, по-видимому, послужили причиной выделения арийцев и семитов из прочей массы варваров…

Образование стад вело к пастушеской жизни в пригодных для этого местах: у семитов – на травянистых равнинах вдоль Евфрата и Тигра, у арийцев – на подобных же равнинах Индии, а также вдоль Оксуса и Яксарта, Дона и Днепра. Впервые приручение животных было достигнуто, по-видимому, на границах таких пастбищных областей. Позднейшим поколениям кажется поэтому, что пастушеские народы произошли из местностей, которые в действительности не только не могли быть колыбелью человечества, но, напротив, были почти непригодны к жизни для их диких предков и даже для людей, стоявших на низшей ступени варварства. Наоборот, после того как эти варвары, находящиеся на средней ступени, привыкли к пастушеской жизни, им никак не могло прийти в голову добровольно вернуться из травянистых речных долин в лесные области, в которых обитали их предки. И даже когда семиты и арийцы были оттеснены дальше, на север и запад, они не могли перебраться в западноазиатские и европейские лесистые местности раньше, чем возделывание злаков не дало им возможности прокармливать свой скот, особенно зимой, на этой менее благоприятной почве. Более чем вероятно, что возделывание злаков было вызвано здесь прежде всего потребностью в корме для скота и только впоследствии стало важным источником питания людей» (Ф.Энгельс, «Происхождение семьи, частной собственности и государства»).

Оставим в стороне гипотетических ариев, которые и ныне остаются всего лишь версией, выстроенной сугубо на лингвистических исследованиях и не подкрепленной до сих пор ни единой (!) археологической находкой. Посмотрим лишь на семитов…

С высоты современного знания древней истории в приведенной цитате можно легко найти целый ряд даже не просто ошибок, а чрезвычайно грубых ляпов.

Во-первых, древнейшее земледелие в реальности возникает вне вообще какой-либо прямой связи со скотоводством. Во-вторых, земледелие начинает практиковаться либо раньше (по современным археологическим данным), либо одновременно (по данным легенд и преданий) со скотоводством, но никак не позже него. В-третьих, Энгельс, видимо, понятия не имел о сезонно-отгонном скотоводстве, которое (по мнению современных историков) и было древнейшей формой скотоводства – в зависимости от времени года стада просто перегоняли в другие климатически условия (например, с пастбищ предгорий скот перегонялся на речные равнины и наоборот). При этом для земледелия необходим оседлый образ жизни, к которому отгонное скотоводство совершенно не располагает – скотоводство наоборот связано с регулярной переменой мест обитания. И в-четвертых, семитские скотоводческие племена обитали в Междуречье уже в то время, когда за плечами данного региона имелась длительная история различных государств, и семитские скотоводческие племена пришли не на пустое место, а на территорию уже сложившихся развитых (урбанистических!) обществ со столь же длительной историей. Так что брать их для обоснования якобы естественного процесса разложения первобытнообщинного строя и появления частной собственности никоим образом нельзя – о чем, собственно, и свидетельствуют ляпы, которые допускает Энгельс.

В качестве еще одного примера, приведу цитату, в которой Энгельс говорит о власти басилея (вождя/военноначальника/царя). Она явно основана на текстах Гомера.

«…в то время, когда каждый взрослый мужчина в племени был воином, не существовало еще отделенной от народа публичной власти, которая могла бы быть ему противопоставлена. Первобытная демократия находилась еще в полном расцвете, и из этого мы должны исходить при суждении о власти и положении как совета, так и басилея» (Ф.Энгельс, «Происхождение семьи, частной собственности и государства»).

В данном случае Энгельс полностью игнорирует, в частности, мощную роль храмов, которая в гомеровской Греции вовсе не сводилась к вольным заявлениям блаженных прорицателей. Храмы уже тогда исполняли важную связующую и направляющую роль в обществе, каким бы примитивным оно ни представлялось исследователям XIX века.

Более того – у Гомера уже фигурируют цари (басилеи), роль которых тоже весьма немалая. И звание это чаще всего передается по наследству даже в том случае, если при этом и соблюдается видимость «выборов». Дело в том, что цари вели свою родословную от древнегреческих богов, и только с такой родословной они имели законное право «избираться» на должность царя – рядовой грек и помыслить не мог оказаться в числе претендентов на это место. Однако, вследствие списания богов на «выдумки и фантазии», данный важнейший фактор Энгельсом совершенно не учитывается, и процесс «избрания» представляется абсолютно равным и демократичным.

Ну и наконец, еще один момент.

Говоря о «высшей ступени варварства» (по Моргану) Энгельс пишет, что она «начинается с плавки железной руды и переходит в цивилизацию в результате изобретения буквенного письма и применения его для записывания словесного творчества».

Ныне же любой знакомый с древней историей знает, что железо выплавлять из руды человечество начало уже на очень поздних этапах, а древние государства сформировались в условиях бронзовых и даже каменных орудий труда.

Заметим, что подобный ляп допускает человек, который ставит во главу угла как раз развитие средств производства (то есть прежде всего тех самых орудий труда).

Жаль, что никто сейчас не пытается воспроизводить Энгельса дословно – вот смеху-то было бы…

Однако вместо этого, историки предпочитают только кивать на авторитетное имя Фридриха Энгельса, как автора теории, в которой на данный уже многое подглажено и затерто. Ляпы Энгельса забыты, а «дело его живет». И это – несмотря на то, что в основание теории положен (скажем уж прямо и честно) просто недобросовестный анализ такого материала, который даже не имеет права использоваться в качестве исходного. Умалчивая об отсутствии реального обоснования базиса теории и «забывая» о ляпах ее автора, историки ныне используют лишь саму теорию – в ее «голом» виде.

Спору нет – в современном причесанном виде теория внутренне непротиворечива и очень логична. Причинно-следственные связи в ней (сами по себе) безупречны. И действительно – древнее общество вполне могло развиваться в соответствии с данной теорией. Однако «могло развиваться» вовсе не означает, что так и было в реальности. Логичность теории еще не означает автоматического ее соответствия фактам. Корректность же теории определяется вовсе не ее внутренней логикой, а ее способностью адекватно описывать известные факты.

Но прежде, чем перейти к сопоставлению диалектико-материалистической (экономической) теории и фактических данных, остановимся немного на других теориях возникновения древних государств.

Другие точки зрения

Диалектико-материалистической теорией вопрос происхождения государства вовсе не ограничивается, есть и другие – самые разные теории. В общей сложности их можно насчитать аж несколько десятков, но мы здесь остановимся только на некоторых.

Еще во времена Древней Греции зародилась так называемая патриархальная (или патерналистская) теория, получившая первоначальное обоснование в трудах Аристотеля и развитая уже существенно позднее в европейских странах Нового времени.

Смысл патриархальной теории заключается в том, что государство возникает из разрастающейся из поколения в поколение семьи и трансформации отцовской власти во власть монарха (царя). Царская власть является, таким образом, продолжением власти отца – монарх является отцом всех своих подданных.

По сути, патриархальная теория была направлена всего лишь на обоснование неограниченной власти монарха и необходимости для всех людей подчиняться государственной власти. Все остальные аспекты общественной жизни (в том числе и важнейшие) остаются вне ее внимания. Вследствие этого данная теория хоть и входит в список основных, но для нас не представляет никакого интереса.

Согласно теории общественного договора, которая была сформулирована в работах мыслителей XVII-XVIII веков (Гроция, Гоббса, Локка, Руссо, Радищева и других), появлению государства предшествовало «естественное состояние», когда люди имели «естественные права» или когда шла «война всех против всех».

Суть договорной теории заключается в том, что государство возникает в результате заключения общественного договора между людьми, обладающими «естественными правами». Этот договор превращает разрозненных индивидов в единое целое – народ. Сторонники естественного права, таким образом, считают государство результатом юридического акта (общественного договора), который является порождением разумной воли людей.

Согласно этой теории, процесс проходит в два этапа. Сначала на основе первичного договора создается гражданское общество и его политическая форма – государство, которое обеспечивает охрану частной собственности и безопасность заключивших договор индивидов. В последующем заключается вторичный договор о подчинении индивидов определенному лицу, которому передается власть над ними и которое обязано осуществлять эту власть в интересах народа.

Действительно, в истории имело место заключение подобных договоров. Скажем, упоминающиеся тем же Энгельсом выборы басилея (царя) в Древней Греции являются одним из видов такого договора. Можно также привести в качестве примера практиковавшееся в Древней Руси приглашение и/или утверждение на княжество народным собранием (вече). Князь не просто «царствовал» – на него возлагались обязанности обеспечения защиты общества (с помощью княжеской дружины) от внешних врагов, осуществления справедливого разрешения споров между членами сообщества (обязанности судьи) и другие общественные функции.

Однако во всех подобных случаях мы имеем дело лишь со «вторичным договором» (если использовать терминологию данной теории), что никоим образом не является каким-либо подтверждением более раннего заключения некоего «первичного договора», примеров которого в историческом прошлом мы не находим. Между тем сложно даже представить возможность того, чтобы, скажем, несколько десятков тысяч или хотя бы тысяча человек могли договориться между собой в условиях наличия социальных противоречий и отсутствия властных структур.

Но главное – заключение известных «вторичных договоров» происходило в условиях уже существовавшего значительного неравенства и расслоения общества, происхождение которых данная теория не только не объясняет, но и вообще оставляет вне рамок анализа.

В целом же можно сказать, что теория общественного договора является, скорее, даже не столько теорией происхождения государства, сколько всего лишь моделью некоего желаемого идеализированного общества в представлениях авторов теории (в их время такой идеал был весьма популярен)

«Представители теории насилия (Л.Гумплович, К.Каутский, Е.Дюринг и др.) объясняли происхождение государства и права не социально-экономическими причинами, а завоеванием, порабощением одних племен другими. Именно для порабощения и создается особый аппарат принуждения – государство и принимаются законы. Завоевание трактуется как подчинение сильным слабого, т.е. как закон природы. К.Каутский, например, объяснял возникновение государства и образование классов покорением воинственными скотоводами-кочевниками мирных земледельцев… Идеологи теории насилия в своих рассуждениях опираются на известные исторические факты, когда некоторые государства появились именно в результате завоевания одним народом другого (раннегерманское, венгерское и др.)» (А.Вишневский, «Общая теория государства и права»).

Как видим, здесь так же, как у Энгельса, за основу берутся весьма поздние исторические факты, опираясь на которые, нельзя анализировать события, имевшие место за тысячи лет до этих фактов. Что же касается появления государства в результате «покорения воинственными скотоводами-кочевниками мирных земледельцев», то это положение Каутского вообще расходится с историческими реалиями. Известные исторические примеры завоеваний скотоводами-кочевниками связаны с захватом ими уже сложившихся государственно-общественных образований, в результате чего завоеватели в лучшем случае лишь занимали существовавшие до них властные и управленческие должности в имевшейся системе, а в худшем – разрушали государственные системы на завоеванных территориях, что неизбежно приводило к упадку местной цивилизации.

Теория же, противоречащая фактам, годится разве что для пополнения коллекции гипотетических измышлений, но никак не для анализа реальных событий прошлого…

Целый ряд разных концепций происхождения государства обычно объединяется под названием «органическая теория». В их основе лежат представления о государстве как о живом организме, продукте социальной эволюции (аналогично биологической эволюции), в котором более важному органу соответствует более высокий статус и более значительная власть в органической системе общества и государства. В таких социальных организмах в процессе борьбы и войн (как части процесса естественного отбора) складываются конкретные государства, формируются правительства и совершенствуется структура управления.

Так Герберт Спенсер рассматривает государство как часть природы, которое развивается подобно зародышу животного, причем во всей истории человеческой цивилизации естественно-животное начало доминирует над социальным. Подобно животному организму, социальный организм растет и развивается путем интеграции его составных частей, усложнения его структуры, дифференциации функций и так далее.

Альберт Шеффле трактует экономические отношения в «социальном теле» как обмен веществ в живом организме. Рене Вормс проводил анализ «физиологических» особенностей и «половых» функций различных социальных органов и организмов, изучал их «социальную гигиену». А Павел Лилиенфельд-Тоаль считал, что правительство осуществляет в обществе функции головного мозга, торговля – функции кровообращения и так далее.

Все эти концепции в рамках органической теории происхождения государства сложились в конце XIX – начале ХХ века и отражают веяния своего времени, когда в науке широкое распространение получил грубый механистический подход, ограниченность которого была осознанна научным сообществом лишь позднее. Ныне же ясно, что хотя определенное сходство между биологическими и социальными системами действительно имеет место (и поэтому в частности их можно вместе анализировать, например, в рамках теории систем), механически переносить свойства биологических систем на социум просто нельзя – социальные системы обладают своими, присущими только им свойствами, которые не выводятся из биологических закономерностей…

«Божественная (теологическая) теория настаивает на божественном происхождении государства и права, утверждая и защищая тезис «вся власть от Бога». Ее представителями были многие религиозные деятели Древнего Востока, средневековой Европы, идеологи ислама, христианства и других религий. Теологическая теория отстаивает идеи незыблемости, вечности государства, необходимости всеобщего подчинения государственной воле как власти от Бога, но вместе с тем и зависимости самого государства от божественной воли, которая проявляется через церковь и другие религиозные организации. Теологическая теория исходит из религиозных воззрений и не является строго научной, но она отражает некоторые реальные процессы, действительно имевшие место в ходе становления государств, прежде всего теократических» (А.Вишневский, «Общая теория государства и права»).

Вишневский также приводит следующую цитату:

«Теологическую теорию, – пишут А.Я.Малыгин и Р.С.Мулукаев, – нельзя доказать, как и нельзя прямо опровергнуть: вопрос о ее истинности решается вместе с вопросом о существовании Бога, Высшего разума, т.е. это в конечном счете вопрос веры».

Действительно, когда речь идет о сверхъестественном Боге, теологическая теория оказывается вопросом веры. Однако в Древнем Египте и Шумере не было такого понятия, как «Бог» в его современном понимании – как Высшего Разума и сверхъестественного существа. А тезис «вся власть от богов» уже был!..

Только «боги» были совсем иные – не по именам, а по сути своей, поскольку под словом «боги» понимались вполне реальные представители высоко развитой цивилизации, а не нечто сверхъестественное. И смешивать этих «богов» в одну кучу с современным «Богом», как обычно это делают историки, категорически нельзя.

Если же учесть эту разницу в содержании двух очень созвучных терминов и принять во внимание наличие вполне материальных подтверждений реальности древней цивилизации «богов» (см. ранее), то тезис «вся власть от богов» уже нельзя списать на вопросы веры. Реальность «богов» (то есть представителей высоко развитой цивилизации) автоматически приводит к необходимости рассматривать «божественную» теорию происхождения государства в качестве вполне возможной версии реальных событий.

Тезис «вся власть от богов» необходимо снимать с дальней полки, стряхивать с него пыль и рассматривать его в свете новых фактов – фактов, которые историки до сих пор игнорировали. В этом самом свете данный тезис автоматически трансформируется в теорию формирования древних цивилизаций под влиянием мощного внешнего фактора – в теорию создания древних государств «богами», под которыми понимаются именно представители хоть и очень высоко развитой, но все-таки вполне естественной цивилизации…

Но какая именно теория наиболее близка к действительным древним событиям (то есть какая из них наиболее «правильная»), может показать лишь сопоставление этих теорий с реальными фактами. Вот и перейдем к фактам. Только начнем не с Древнего Египта или Шумера, которые чаще всего рассматривают историки и исследователи вопроса о происхождении государства, а совсем с другой цивилизации, которая располагалась за тысячи километров от Египта и Шумера на территории современного Пакистана. Цивилизации, которую у нас принятой называть Хараппской, а в западной литературе цивилизацией Инда или Индской цивилизацией…

Открытие потерянной цивилизации От древних государств Египта и Междуречья осталось много памятников и исторических записей, благодаря которым воспоминания об этих цивилизациях сохранялись и в более поздние времена. В противоположность им цивилизация долины Инда была полностью забыта. Поэтому, когда на рубеже XVIII-XIX веков европейские любители древностей начали исследовать прошлое Азии, их внимание привлекли следы уже только довольно позднего периода древней истории Индии – города империи Маурьев и мегалитические памятники на юге полуострова Индостан. В результате достаточно быстро сложилось устойчивое мнение, что история данного региона значительно короче истории Египта и Междуречья.

Между тем следы гораздо более древней местной цивилизации были буквально у всех на глазах – в прямом смысле этого слова. Руины Хараппы, одного из самых главных городов Индской цивилизации, не были полностью скрыты землей и частично возвышались над ее поверхностью. В середине XIX века англичане, на территории индийской колонии которых располагалась Хараппа, пришли к заключению, что им необходимо сохранять и записывать сведения о древней истории областей, которыми они управляют.

В 1848 году мандат на исследование различных частей Индии получил целый ряд лиц, которым было поручено собирать информацию и сообщать правительству колонии о древних памятниках. Среди этих уполномоченных был Александр Каннингем, который в 1850-е годы посетил руины Хараппы. Хотя он не мог не признать, что местные курганы, будучи остатками огромного скопления кирпичных конструкций, были сделаны людьми, Каннингем был далек от признания их большой древности и вместо этого придерживался мнения, высказанного другими исследователями, что это была крепость возрастом всего в полторы тысячи лет.

Тем не менее, он описал ряд любопытных находок – в том числе оттиски индских печатей, которые он посчитал имеющими неместное происхождение, поскольку ему не было известно ничего подобного в Индии. В результате этих ошибок, порожденных стереотипами того времени, открытие древней цивилизации буквально выскользнуло из рук Каннингема.

К сожалению, это имело и значительные негативные последствия. Руины Хараппы, считавшиеся не столь уж интересным памятником вследствие их малого «оценочного» возраста, в 1870-х годах получили серьезные повреждения – рабочие железнодорожной компании разбирали сооружения Хараппы и использовали кирпичи из древней кладки в качестве материала для насыпи железной дороги. И хотя примерно в это же время (в 1875 и 1877 годах) в Хараппе были сделаны случайные находки и отмечено высокое качество изготовления найденных артефактов, Индии было отказано в звании источника цивилизации. Считалось, что городские поселения появились здесь только в середине первого тысячелетия до нашей эры – время, когда цивилизации Междуречья рушились под мощными ударами персидской армии, и когда героические, но «варварские» королевства, чьи конфликты были увековечены в великом индийском эпосе Махабхарата, создавали города в долине Ганга.

Пришедшие в упадок в конце XIX века археологические исследования региона вновь испытали подъем лишь с назначением в 1902 году на пост генерального директора по контролю и координацию работ Джона Маршалла. Маршалл был знаком с артефактами (в том числе с загадочными оттисками печатей), которые Каннингем обнаружил в Хараппе, но лишь в 1920 году открыл там археологическую миссию.

В это время другой ныне знаменитый город Индской цивилизации – Мохенджо-Даро – был известен лишь как место плохо сохранившейся буддийской ступы, расположенной на вершине насыпи, но во время исследований здесь индийский археолог Ракхал Дас Банерджи поднял кремневый скребок и высказал предположение, что курган был гораздо более древним. И в 1922 году Маршалл начал здесь раскопки.

В Мохенджо-Даро также были найдены оттиски печатей с надписями из неизвестных символов, сравнимые с хараппскими. И было обнаружено, что здесь (опять-таки как в Хараппе) имеется толстый слой отложений, относящихся к огромному древнему городу.

Маршалл был в это время в отпуске, поэтому вплоть до лета 1924 года он не исследовал печати и другие новые находки и архитектурные сооружения. Ознакомившись же с ними, он пришел к выводу, что Индские города были созданы ранее известного периода Маурьев. Его вывод основывался на том, что, во-первых, индские объекты располагались (по стратиграфии) значительно ниже объектов исторического периода; во-вторых, в них использовалась медь и бронза, а не железо; и в-третьих, таинственная письменность на печатях была явно не связана с известной к тому времени письменностью последних веков до нашей эры.

Стремясь получить более полную информацию о возможном возрасте находок со стороны археологического сообщества, Маршалл опубликовал сведения о них в одном из лондонских журналов 20 сентября 1924 года и был вознагражден немедленным ответом от специалистов по Месопотамии, которые обнаружили явные параллели между артефактами и архитектурой Мохенджо-Даро и Хараппы и аналогичными артефактами из Суз и других шумерских городов третьего тысячелетия до нашей эры.

Информация о находках в Мохенджо-Даро и Хараппе буквально ошеломила Европу. Хорошо продуманная планировка улиц и красивые кирпичные сооружения этих городов поразили археологов и широкую публику. Вдобавок, довольно быстро было установлено, что возраст Индских городов аналогичен возрасту цивилизации в Междуречье.

Раскопки в двух городах продолжились, в том числе крупный сезон в Мохенджо-Даро в 1925-1926 годах возглавлял сам Маршалл. Эти исследования выявили крупные жилые районы с хорошо построенными домами, прямые улицы и прекрасную канализацию, кирпичный водоем, известный как «Большой Бассейн», на самом высоком кургане в Мохенджо-Даро, а в Хараппе большое здание получило необоснованное, но закрепившееся название Зернохранилища.

Мохенджо-Даро и Хараппа располагаются на расстоянии более полутысячи километров друг от друга, но Маршалл обратил внимание на поразительное единообразие архитектуры и артефактов в двух городах. К середине же 1930-х годов, раскопки и изыскательские работы выявили целый ряд других Индских поселений и городов. Стало ясно, что Индская цивилизация была значительно больше по территории, чем другие государства этого времени – Древнее Царство Египта и империи Аккада и III династии Ура в Месопотамии. Раскопки же сэра Мортимера Уилера в 1940-х годах лишь подогрели интерес к открытой цивилизации, ранее абсолютно забытой.

Особенно научную и широкую общественность заинтриговало обнаружение печатей с загадочными сюжетами и надписями, которые, с одной стороны, демонстрировали явное сходство с печатями из Древнего Шумера, а с другой – имели свои особенности. Надписи же на них не поддавались расшифровке, сколько лингвисты не старались это сделать. Масло в огонь подлили совсем уж обескураживающие результаты, которое дало исследование письменности ронго-ронго с далекого острова Пасхи в Тихом океане, проведенное в 1932 году венгерским лингвистом Хевеши.

«Ученый обнаружил 174 сходных знака на табличках с острова Пасхи и в письменах (также нерасшифрованных) древнеиндийской культуры Мохенджо-Даро (III тысячелетие до нашей эры). Это открытие вызвало тогда резкие возражения в ученом мире в связи с тем, что две сравнимые культуры разделены огромным периодом времени (III тысячелетие до нашей эры – XVIII век нашей эры) и не менее огромным пространством – 20 тысяч километров. Очередной раз приходится воскликнуть: «Невероятно, но факт!» Многие крупные современные ученые подтвердили правильность сопоставлений, проведенных В.Хевеши, и отвергли попытки найти в них какую-либо некорректность» (А.Зубов, «Колумбы каменного века. Как заселялась наша планета»).

Индская письменность так и остается до сих пор нерасшифрованной (впрочем, как и письменность ронго-ронго с острова Пасхи). И это – далеко не последняя тайна, связанная с этой древней цивилизацией…

В 1947 году единая территория бывшей британской колонии была разделена на две страны – Индию и Пакистан. В результате территориального раздела подавляющая часть известных поселений и городов древней Индской цивилизации оказалась в новообразованном Пакистане, что стимулировало исследования в областях, оставшихся на территории Индии. Это привело к открытию целого ряда древних поселений в Гуджарате и в северной области зоны рек Ганг и Ямуна. Ныне же общее число известных Индских городов, поселков и совсем небольших поселений (в целом по Пакистану и Индии) превышает тысячу.

Несмотря на столь большое количество обнаруженных поселений, значимость руин Мохенджо-Даро и Хараппы сохраняется, поскольку эти города дают ключ к пониманию многих аспектов жизни в древней долине Инда. Поэтому с 1980-х годов в Мохенджо-Даро и Хараппе немецкими, итальянскими и американскими командами в сотрудничестве с пакистанскими учеными проводилась специальная работа с целью переоценки первоначальных находок – при помощи самого современного оборудования и методов, в том числе экспериментальной археологии и этноархеологии.

К сожалению, ситуация в наиболее перспективных для археологов районах этого региона резко ухудшилась на рубеже ХХ-XXI века из-за роста исламского экстремизма, взлета и падения режима талибов и нестабильности политических условий, которые последовали за вторжением американцев в Афганистан в 2001-2002 годах. И ныне для какой-либо масштабной работы на значительной территории древней Индской цивилизации, увы, нет никакой возможности.

За прошедшее время исследователям удалось узнать об этой цивилизации очень многое. Однако немало осталось и загадок, которые археологам и историкам так пока и не удается разгадать.

Индские города

За время исследования Индской цивилизации о ней написано немало как научных работ, так и популярных книг – в том числе и на русском языке. Однако по мере накопления данных мнение археологов и историков по целому ряду особенностей этой цивилизации неоднократно менялось, и менялось порой весьма кардинально. Соответственно и устаревала написанная к тому моменту литература. Поэтому в качестве источника информации для дальнейшего изложения я остановил свой выбор на книге Дж.Р.Макинтоша «Древняя долина Инда: новые перспективы» (Jane R. McIntosh «The Ancient Indus Valley: New Perspectives», 2008), вышедшей в 2008 году на английском языке.

Во-первых, в ней наиболее полно отражены как археологические находки последнего времени, так и поздние версии интерпретации индских артефактов. А во-вторых, этот автор (в отличие от многих других) не увлекается собственным мнением, а делает упор на изложении прежде всего фактов.

Что же ныне известно об Индской цивилизации?..

Поселения этой цивилизации располагались в долинах сразу двух весьма полноводных рек, которые текли почти параллельно друг другу. Ныне из этих двух рек остался лишь Инд, местами довольно серьезно изменивший свое русло. А от второй реки сохранились лишь небольшие сезонные ручьи, стекающие с предгорий Гималаев, да пересохшие русла. Эту вторую реку иногда называют по двум сохранившимся рукавам – Чаггар и Хакра, однако чаще историки обозначают всю ее древнюю водную систему как «потерянная Сарасвати». В священных Ведах есть упоминания о Сарасвати как о могучей реке, но в начале первого тысячелетия до нашей эры о Сарасвати уже говорилось, что она «исчезла в песке и продолжила течь под землей».

Если судить по плотности обнаруженных археологами поселений, то в период Индской цивилизации речная система Сарасвати, возможно, была даже более полноводной, чем река Инд. Если вдоль Инда найдено всего около полусотни поселений, вдоль высохшего русла Сарасвати известна почти тысяча. И хотя это и несколько искаженный показатель, так как из-за эрозии и наносов многие населенные пункты в долине Инда, вероятно, уничтожены или глубоко похоронены самой рекой, у историков и археологов ныне нет никаких сомнений, что система Сарасвати обеспечивала древнюю цивилизацию гораздо большими урожаями, нежели долина Инда.

Основные индские поселения, как правило, были окружены массивными стенами, построенными из обожженного или сырцового кирпича, а также иногда щебня или камня. Например, внешние стены в городе Дхолавира имели 18 метров в ширину и, по крайней мере 9 метров в высоту. Иногда стенами были окружены даже относительно небольшие поселки.

Во многих случаях эти стены были подпорными стенами для больших платформ из необожженного кирпича и глины, в других – отдельно стоящими стенами, а могли быть и тем, и другим. Например, стена вокруг кургана Е в Хараппе служила облицовкой северо-западной части насыпи, но была отдельно стоящей стеной с воротами на ее южной стороне. Часто имелись бастионы и иногда башни, и, как правило, целый ряд внушительных ворот.

Наличие мощных стен и платформ на ранних стадиях археологических исследований считалось признаком оборонительных укреплений, защищавших индские поселения от внешнего врага. Именно так, например, Мортимер Уиллер интерпретировал результаты своих раскопок в Мохенджо-Даро и Хараппе в 1940-х годах. И это вполне согласовывалось с его личными представлениями, сильное влияние на которые оказала действительная военная служба самого Уиллера в двух мировых войнах и его большой археологический опыт по римской эпохе.

Однако в дальнейшем выяснилось, что эта версия порождена лишь стереотипами европейских исследователей и не отражает реальности, поскольку каких-либо признаков не только крупных войн, но и мелких вооруженных столкновений в поселениях Индской цивилизации так и не было найдено. И в настоящее время доминирует представление, что мощные стены и платформы служили вовсе не для обороны от внешнего врага, а были укреплениями, защищавшими поселения от паводковых вод во время разливов Инда и Сарасвати. Говоря другими словами, это были сооружения, выполнявшие не оборонительные, а гидротехнические (гидрозащитные) функции.

И даже внушительные ворота местных городов не были предназначены для защиты, будучи, как правило, просто открытым местом или проходом (хотя их могли закрывать большие деревянные ворота). Конструкция ворот, например, с дополнительными лестницами или пандусами, по мнению археологов, была ориентирована скорее на усиление внушительности и торжественности прохода, чем на ограничение доступа или усиление обороноспособности.

Из-за упомянутой ошибочной интерпретации исследователей на ранних этапах за некоторыми сооружениями индских городов закрепилось название «цитаделей». Этот термин в нашей культуре имеет смысл, подразумевающий оборонительное назначение, и он, строго говоря, совершенно не подходит к соответствующим индским сооружениям. Однако термин прижился и дает полезную краткую характеристику, обозначая поднятый над окружающей местностью или отделенный стеной или насыпью сектор, который обычно имеется в индских городах. И ныне этот термин используется строго в таком ограниченном смысле, без какой-либо дополнительной смысловой нагрузки, присущей ему в нашей культуре.

Следы разрушений, вызванные мощными наводнениями, были зафиксированы археологами в нескольких хараппских поселениях (например, в Чанху-Даро и Лотале). Эти следы подтверждают, что наводнения представляли серьезную опасность для поселений, расположенных в поймах рек. Поэтому целый ряд населенных пунктов (в том числе Мохенджо-Даро, Хараппа, Чанху-Даро, Лотал и Банавали) был полностью или частично расположен на искусственных платформах из необожженного кирпича, земли и щебня с мощными подпорными стенами, которые создавали защиту от наводнений.

Это требовало огромного количества материалов, времени и трудозатрат. Скажем, согласно проведенным расчетам, на создание платформы из песка и ила высотой 7 метров и площадью 200 на 400 метров, окруженной подпорными стенками 6-метровой толщины из необожженного кирпича, для Цитадели в Мохенджо-Даро потребовалось около 4 миллионов человеко-дней – зато эта платформа поднимала город выше уровня любого возможного паводка. Вдобавок каждое из сооружений Цитадели имело свою дополнительную платформу.

Представляется достаточно очевидным, что создание подобных сооружений было возможным только там, где могло быть мобилизовано достаточное количество рабочей силы и существовала необходимая организация работ. И это уже определенным образом характеризует общество, социальная структура и отношения в котором позволяли обеспечивать исполнение этих условий и добиваться подобных результатов.

Любопытно, что при всем разнообразии цитаделей в индских поселениях, эти сооружения отчетливо выделялись на фоне других секторов. Так в Хараппе, Мохенджо-Даро и Калибангане цитадель имела форму отдельной насыпи к западу от заселенной площади. Цитадели в Лотале и Банавали были лишь частями огороженного стенами города. А в Дхолавире цитадель была отделенным стеной сектором открытого пространства, который был разделен на две половины – «Двор» и «Замок». И даже в Кунтаси, где не было обнаружено цитадели как таковой, имеется заметное функциональное различие между огороженной стеной областью и пригородом, причем если пригород был сугубо жилой зоной, то сектор внутри стены имел большой склад, промышленный комплекс и организованную гостиницу.

Хотя расположение цитаделей разное (на западе в некоторых поселениях, на юге в Дхолавире и на юго-востоке в Лотале), во всех случаях цитадель располагалась на какой-то стороне поселения, а не в его середине. Эти закономерности позволяют предположить, что цитадели создавались намеренно, чтобы быть частью поселения, но отдельной и отличающейся. Это означало, что доступ в сооружения цитадели мог быть ограничен, имели ли они религиозное назначение (такие, как Большой Бассейн в Мохенджо-Даро), экономическое (например, склад в Лотале), политическое (возможно, Колонный зал в Мохенджо-Даро) или жилое (например, северная цитадель в Калибангане).

Другой особенностью индских городов является явно распланированное расположение их улиц и домов – ортогонально ориентированные главные улицы, как правило, делят города и поселки на жилые кварталы. По ранним раскопкам в Мохенджо-Даро вообще сложилось впечатление (которое было усилено раскопками в Калибангане), что поселения были спроектированы по шаблону, аналогичному сетке шахматной доски. Это утрированное представление даже закрепилось в популярной литературе – настолько сильным оказалось впечатление, которое произвел на европейцев факт планировки индских городов.

Однако более поздние исследования показали, что это не соответствует действительности, хотя расположение улиц тем не менее регулировалось вполне четкими критериями. Главные улицы чаще всего имели направление север-юг, лишь немного отклоняясь от этой ориентации. В Дхолавире прямая главная улица проходила с запада на восток через Средний город и продолжалась через ворота в Нижний город, где она шла более криво. В Банавали шаблон по расположению улиц выдерживался не точно, а в самых маленьких населенных пунктах размер поселений вообще делал ненужными улицы как таковые.

Еще более поразительным для исследователей оказалось то, что индские города имели хорошо продуманную и четко налаженную систему водоснабжения и канализации. При этом в целом ряде случаев отчетливо прослеживается, что эти системы закладывались непосредственно в период строительства города.

Так Майкл Янсен подсчитал, что в Мохенджо-Даро имелось семьсот или более кирпичных колодцев – один на три дома. И даже те дома, в которых не имелось отдельных колодцев, входили в коммунальное водоснабжение, а сильный износ верхней кладки колодцев в домах предполагает, что они тоже использовались более чем одной семьей. Столь большое количество колодцев в Мохенджо-Даро указывает на то, что город был слишком удален от реки. При этом археологи склоняются к выводу, что все эти колодцы были созданы в рамках первоначального плана города и ни одного не было добавлено позже. С течением времени, по мере подъема уровня улиц и домов, лишь добавлялись новые ряды кирпичей на верхнюю часть колодцев.

В других городах колодцев было меньше, но здесь была возможность использовать воду из близлежащих рек. Строились и водохранилища. Так, например, непосредственно внутри стен большого поселения в Дхолавира имелось по крайней мере шестнадцать огромных водохранилищ, которые занимали около трети огороженной зоны поселка. Они были раскопаны до коренных пород (в некоторых случаях вырублены в скале) и окружены набережными из земли, облицованной камнем. Частично пополняемые дождевой водой, водохранилища питались главным образом водой, которая отводилась посредством серии плотин из двух сезонных ручьев, протекавших рядом с поселком. Сложная система водосборов и стоков также собирала дождевую воду в цитадели и направляла ее в каменные емкости. Два других водохранилища были построены рядом с цитаделью – один из них более пяти метров в глубину, с лестницей из тридцати одной ступени, позволявшей жителям спускаться к воде. За резервуарами тщательно ухаживали, удаляя накапливавшийся ил и укрепляя их стенки.

Вода использовалась не только для утоления жажды и приготовления пищи – в ряде индских домов были найдены «душевые» комнаты, водонепроницаемый пол которых был специально выложен керамическими черепками или обожженными кирпичами, а небольшая лестница вдоль одной стороны «душевой» комнаты позволяла другому человеку подняться и поливать водой купающегося. Пол «душевой» имел небольшой уклон, чтобы вода стекала в один угол, откуда она попадала в эффективную дренажную систему, охватывавшую весь город терракотовыми водосточными трубами или сточными желобами. Водостоки из верхних этажей часто были встроены в стены, спускаясь на уровень улицы.

Практически в каждом доме в Хараппе имелись частные уборные, которые, вероятно, были распространены повсеместно. Большая емкость ниже уровня пола служила туалетом, часто имевшим только отверстие для сидения на корточках, хотя некоторые туалеты в Мохенджо-Даро были оснащены стульчаками. Некоторые из этих емкостей были соединены стоком с канализационной системой города, а другие имели небольшое отверстие в основании, чтобы позволять стекать жидкости в грунт. В Банавали туалет в одном доме, который, по-видимому, принадлежал зажиточной семье, был даже снабжен умывальником.

Сточные воды собирались в небольших открытых стоках в переулках и стекали в основную дренажную систему. Водостоки, как правило, из плотной кладки обожженного кирпича, проходили вдоль главных улиц и были закрыты крупным обожженным кирпичом или каменными плитами. Периодически имелись смотровые крышки, так что свободный поток стоков мог проверяться и поддерживаться. С повышением уровня улиц боковые стенки канализации надстраивались дополнительными рядами кирпича, так что за время жизни поселка, стоки могли достигать глубины в несколько метров. Кирпичные водопропускные трубы на окраине города выводили стоки за пределы стен; иногда они имели шлюз или решетку, для улавливания твердых компонентов или для предотвращения использования этих стоков для незаконного проникновения в город.

Такие стоки являются особенностью многих индских поселений, но не всех. Калибанган, например, не имел канализации; вместо этого использовались утопленные в грунт отстойные емкости вдоль улиц. В Лотале были как стоки, так и отстойные емкости. Отстойные ямы по ходу стоков позволяли собирать твердые отходы, что позволяло обеспечить беспрепятственный проток жидкости – ямы регулярно очищались. На главной улице Мохенджо-Даро, протянувшейся в направлении север-юг, было два кирпичных водостока, один из которых снабжен ступеньками для уборщиков.

В Хараппе вдоль многих улиц имелись большие емкости, наполовину зарытые в землю, в которые мог выбрасываться мусор. Здесь их найдено более двухсот штук. Сразу к северу от Нижнего города в Мохенджо-Даро была свалка для мусора.

Водостоки, переносившие дождевую воду, располагались в отдалении от каналов, которые использовались для сточных вод и канализации. Крупнейшие стоки и водопропускные трубы имели крышки с кронштейнами.

Наличие подобной городской системы водоснабжения и канализации указывает на весьма высокий уровень Индской цивилизации. Достаточно сказать, что еще в средние века во многих европейских городах помои и другие жидкие отходы просто выплескивались на мостовую улиц…

Основным материалом, который использовался в строительстве, были кирпичи из глины. Высушенные на солнце кирпичи использовались как для домов, так и городских стен, хотя во многих зданиях в Мохенджо-Даро использовался обожженный кирпич. Обожженные кирпичи широко применялись для строительства канализации и полов в «душевой». Они также иногда использовались для других объектов – таких как рабочие платформы в мастерских на кургане F в Хараппе и красильные чаны в Мохенджо-Даро. Кирпичи использовались иногда для вымостки полов (например, в Колонном зале в цитадели Мохенджо-Даро) или некоторых улиц (в цитадели Лотала).

Если учесть объем кирпича, использовавшегося в городском строительстве, производство кирпичей должно быть одним из основных видов деятельности в Индской цивилизации. Никаких мест по производству кирпичей в городах пока не найдено, но они, вероятно, располагались в пригородах или за их пределами – так современное производство кирпича располагается вдали от городов и поселков, но в пределах разумного расстояния для транспортировки.

Кирпичи изготавливались двух размеров – 7х14х28 сантиметров для внутренних сооружений и 10х20х40 сантиметров для городских стен и платформ, что дает единую пропорцию их размеров 1:2:4. Реже использовалось соотношение 1:2:3 (как, например, в Калибангане).

Обожженные или сырцовые кирпичи часто укладывались способом, который известен как английская кладка, с чередующимися продольными и торцевыми рядами – чрезвычайно прочный метод строительства. Реже использовалась фламандская кладка, в которой продольное и поперечное расположение кирпичей чередовалось в каждом ряду.

Были использованы массы кирпича – стены домов в Мохенджо-Даро имели толщину, как правило, в три-четыре кирпича, в то время как стены в меньшем поселении Банавали были толщиной от двух до четырех кирпичей.

Из глины также изготавливались терракотовые водосточные трубы, треугольная терракотовая плитка и подвергаемые обжигу элементы. Плитка использовалась в некоторых случаях вместо кирпича для облицовки полов в «душевых» комнатах или во дворах, а также использовалась в качестве прослойки, сохраняющей тепло в печах и каминах. Округлые обожженные элементы из зеленоватой глины использовались в строительстве, как правило, в качестве основы под слоем кирпича в полах, а также в кирпичной кладке – это обеспечивало изоляцию и дренаж.

Иногда использовался камень. Например, в домах на полу «душевых» или в качестве сложного аналога деревянных оконных решеток. Перекрытие дренажа могло быть сделано из каменных плит. Часто дома имели каменный фундамент, а иногда и стены изготавливались из рваного камня или облицовывались камнем. В Дхолавире дамбы вокруг водоемов были облицованы камнем, который широко использовался в цитадели, а кладбище по соседству некоторые могильные ямы были выложены камнями. В Гуджарате, однако, камень гораздо чаще использовался в строительстве, в частности, городских и городских стен.

Но все-таки города Индской цивилизации – это буквально царство кирпича…

Экономика Индской цивилизации

Несмотря на масштабное производство кирпича, основу экономики Индской цивилизации составляло все-таки земледелие. Ее жители выращивали прежде всего различные типы пшеницы и несколько сортов ячменя. Использование разных сортов сельскохозяйственных культур позволяло им использовать различные свойства разных типов земли, пригодных для возделывания.

Земледелие неразрывно связано с использованием водных ресурсов. В зависимости от условий конкретного региона, жители Индской цивилизации использовали разные ирригационные приемы и методы. Например, в Белуджистане использовались небольшие плотины (насыпи и обваловыванные изгороди) для сохранения воды, которая текла в сезонных ручьях и малых реках после дождей. В некоторых случаях создавались плотины довольно больших размеров для того, чтобы задерживать воду, которая в дальнейшем использовали для полива или разводилась с помощью каналов на поля по мере потребности. В других случаях плотины и каналы направляли паводковую воду на обвалованные поля – она наносила ил и достаточно увлажняла почву для выращивания сельскохозяйственных культур. Так, один из использованных типов плотин представлял собой систему небольших стен, построенных в русле потока или реки таким образом, чтобы отводить часть воды на землю за специально созданной стеной, сохраняя плодородный ил, который формировал при этом небольшое поле.

Равнина Качи – горячий засушливый район, где сельское хозяйство полагалось на ограниченные зимние осадки (сильные, но не всегда надежные муссонные дожди) и воду местных рек. Здесь были необходимы плотины и каналы, чтобы наилучшим образом использовать водные ресурсы. Тут также были найдены оросительные каналы.

В отличие от ситуации в горах и предгорьях индоиранских окраин, мало доказательств того, что крупные ирригационные работы практиковались или были необходимы на большей части Индского региона. Здесь хватало грунтовых вод, рек, озер, ручьев и особенно наводнений. Так, в провинции Синд половодье Инда в основном приходится на июль и август, что обеспечивало водой яровые культуры в течение всего лета, а озимые обеспечивались водой из ручьев, каналов и озер.

Равнина Инда имела множество зон, подходящих для сельского хозяйства. Старицы, образованные заброшенными изгибами реки Инд, позволяли выращивать урожай вблизи них из года в год. А поймы рек обеспечивали отличной пахотной землей – их плодородие ежегодно обновлялось богатым питательными веществами илом, откладываемым паводковыми водами.

Археологи искали сложные системы орошения, но вполне вероятно, что в них не было необходимости, поскольку земледельческие поселения были приурочены к речным системам, где хватало простых средств водоснабжения. В некоторых частях Индской цивилизации, в частности, в провинции Синд, небольшие каналы, возможно, создавались для перенаправления воды из ручьев или рек на поля и отвода лишней воды из болотистой местности.

Ни оросительных, ни дренажных каналов не было выявлено, хотя это не значит, что они не существовали. Ежегодное осаждение ила и наносов заполняет неровности на поверхности равнины, среди которых могли быть и искусственные каналы, а непредсказуемое распределение паводковых вод означает, что расположение полей часто изменялось. Вдобавок, с каждым крупным паводком на равнине с малым градиентом по высоте могло измениться даже русло основных рек – Инда и Сарасвати. Эти факторы означают, что каждый год должны были прокладываться новые каналы, а не прочищаться старые, и это делало нецелесообразным прилагать усилия для построения крупных ирригационных каналов. Любые оставшиеся следы таких каналов должны теперь быть глубоко погребены под слоем отложений, накопившихся за четыре тысячелетия.

Вдобавок, достаточное количество воды для выращивания сельскохозяйственных культур могли обеспечивать колодцы – в районах, подверженных летним наводнениям, для достижения грунтовых вод требовались только неглубокие скважины. Прекрасные же образцы колодцев в индских городах демонстрируют довольно высокий уровень технологии их строительства.

И вполне возможно, что использовались простейшие подъемные механизмы, такие как журавль, для вычерпывания оросительной воды из колодцев и из ручьев и каналов. Один фрагмент керамики из Мохенджо-Даро имеет процарапанное изображение такого устройства – простой Т-образной вертикальной конструкции с горизонтальным шестом, с ведром на одной стороне и противовесом на другой.

Однако вода из колодца сама собой на поля не попадет. Вручную ее тоже не много натаскаешь. И без (пусть и простейших) оросительных каналов и тут не обойтись. Так что как ни крути, ирригационные сооружения и в этом случае требовались…

Конечно, только пшеницей и ячменем жители Индской цивилизации не обходились – выращивали они также просо, рис, горох и разные сорта бобовых, финики, виноград, а также овощи. Немалую роль играло и скотоводство – люди разводили крупный рогатый скот, овец, коз и свиней. Использовались и местные природные ресурсы, например, такие как олени, павлины, рыба и даже улитки, а также растительные дары природы – охота и собирательство вносили свою лепту в обеспечение питанием. Но все-таки земледелие составляло основу Индской цивилизации.

Индская цивилизация в дополнение к обладанию необходимыми условиями высокопродуктивного сельского хозяйства была необычно хорошо обеспечена местными полезными ископаемыми и другими важными природными ресурсами. В большей части Индского региона имелся известняк; исключительно хороший для изготовления орудий труда кремень в изобилии был в районе Холмов Рохри; агат и сердолик в Гуджарате; битум в долине Болан; золото в верховьях Инда; широко были распространены источники глины для производства керамики и строительства; древесина и древесные кустарники для строительства и в качестве топлива из лесов вдоль рек и на прилегающих холмах. Так что хотя сельское хозяйство и скотоводство были опорой Индской экономики, другие виды деятельности также играли немалую роль.

Керамика для ежедневного использования, судя по всему, изготавливалась в каждом населенном пункте и, конечно, во всех городах и крупных поселках. Высокий уровень развития Индской цивилизации виден из того, что даже простые повседневные керамические изделия изготавливались в мастерских специалистами-гончарами. Часто отдельные мастерские специализировались даже на конкретных типах изделий.

Ракушки, использовавшиеся в частности в качестве основного материала для изготовления браслетов, собирались в больших количествах на побережьях Макран и Гуджарат. Некоторые из них частично обрабатывались и распространялись в качестве заготовок или готовых объектов, а другие оставались нетронутыми и перевозились в крупные населенные пункты, где они очищались и обрабатывались. Часто отдельные мастерские специализировались на производстве конкретных видов изделий или на обработке конкретных видов раковин. Точно так же имелись гранильные мастерские как непосредственно возле источников агата, сердолика и других драгоценных камней, так и в крупных населенных пунктах неподалеку от этих источников.

Существуют свидетельства наличия хлопчатобумажной ткани в Мохенджо-Даро и вероятно в Хараппе. В период расцвета Индской цивилизации хлопок выращивали как в долине Инда, так и в Белуджистане. Доступные местные растения, такие как индиго и куркума, вероятно, использовались в качестве красителей.

Орудия труда, как и в других цивилизациях III тысячелетия до нашей эры, изготавливались не только из камня, но и из металла. Обычно в доступной литературе речь идет о медных изделиях, однако археологи и историки часто путаются в этом вопросе, и в тех источниках, где приводится более детальный химический анализ металлических артефактов, можно легко увидеть, что в действительности нужно говорить не о чистой меди, а о различных видах бронзы – чаще мышьяковистой, реже оловянной.

Плавильные печи и другие следы работы с металлом обнаружены во многих городах Индской цивилизации. Однако источники металлических руд имелись лишь в предгорьях и горных районах, а для долины Инда и Сарасвати характерно полное отсутствие таких рудных залежей. Поскольку же транспортировать руду на дальние расстояния совершенно не выгодно, в основную массу городов Индской цивилизации металл доставлялся либо уже в готовом виде, либо в виде полуфабрикатных слитков, и здесь его не выплавляли из руды, а лишь переплавляли. О том, что это было именно так, свидетельствуют археологические находки – как сами слитки, так и отсутствие в этих городах признаков «исходной» руды.

Ремесленное производство и распределение промышленных товаров, отчетливо выявляемое археологами, судя по всему, отражают несколько уровней организации обмена в Индской цивилизации. На уровне отдельного сообщества многие повседневные товары были местного производства и, возможно, распространялись среди отдельных лиц и семей взаимным обменом товарами или услугами. Натуральный обмен, действовавший на протяжении тысячелетий в этой области (как и во многих других регионах мира в доурбанистический период), имел ограниченный характер. Это означает, что отдельные лица и семьи в одной общине получали продукты других, либо их собственного производства, либо полученные от других производителей. Такой обмен товарами осуществлялся, например, в контексте таких событий, как семейные браки.

Распределение товаров при таком основанном на родстве обмене образует археологически выявляемую закономерность – их количество неуклонно снижается по мере увеличения расстояния до их источника. Играя важную роль в цементировании родственных связей, такая система не может объяснить широкое распространение и всеобщее наличие ремесленных изделий в Индской цивилизации. Следовательно, имелся другой уровень – некоторый механизм, который обеспечивал надежное и эффективное снабжение и распределение ремесленных изделий. А такой механизм подразумевает существование как торговли, так и некоторой формы бюрократии и централизованного управления производством и распределением.

Скажем, в ряде городов (таких как Лотал и Гола Дхоро в Гуджарате и Чанху-Даро в провинции Синд) ремесленные продукты производились в таких количествах, которые явно намного превышали местные потребности. Соответствующие изделия неизбежно должны были перераспределяться по другим городам Индской цивилизации.

Реки были основной транспортной сетью, в частности, для негабаритных грузов, таких как древесина. Для наземной транспортировки на короткие расстояния использовались телеги, с запряженными буйволами. Сезонные миграции скотоводов позволяли им играть важную роль в качестве носителей во внутренней торговой сети. Охотники-собиратели, столь же мобильные, играли, вероятно, важную роль в обеспечении связей с районами за пределами долины Инда и Сарасвати.

Сырье из разных регионов также доставлялось в другие части Индской цивилизации. В то время как ранее местные источники кремня использовались жителями каждого района, в период расцвета цивилизации очень высококачественный буровато-серый кремень из района Холмов Рохри интенсивно добывался и распределялся по всем областям Индского государства либо в качестве сырья, либо в виде готовых каменных орудий.

Некоторые поселения, такие как Манд в Гималаях, по-видимому, обязаны своим существованием необходимости получения ресурсов (таких, как лес); в то время как в других (таких, как Лотал) важную роль играло изготовление готовых изделий, удовлетворявших потребности не только своих жителей, но и отдаленных поселений. Все это невозможно без торговли и системы распределения.

Цивилизация единых стандартов

Другой признак высоко развитой организации внутренней распределительной сети ресурсов и продукции – наличие стандартизированной системы мер и весов, которая использовалась по всему Индскому региону.

Гравированные линейки с разметкой указывают на наличие системы мер для измерения длины. Археологами были найдены четыре градуированные линейки – из терракоты, слоновой кости, меди и перламутра, соответственно в Калибангане, Лотале, Хараппе и Мохенджо-Даро. Они были размечены с шагом около 1,7 миллиметра, самый большой отрезок на линейке из Мохенджо-Даро равен 67,056 миллиметра, а другие по линейке Лотал содержат интервалы 33,46 и 17 миллиметров.

Если линеек было найдено всего четыре штуки, то в изобилии в самых разных городах Индской цивилизации археологи обнаруживали гири для весов.

Гири для весов были найдены практически во всех поселениях Хараппского региона, но полный диапазон гирь известен только для крупных городских центров, а сельские поселения имели ограниченный их набор. Гири изготавливались из камня, такого как кремень, как правило, кубической формы, но встречаются и мелкие из яшмы или агата в виде усеченных сфер, а также найдено несколько гирь в форме конуса с отверстием и конуса с набалдашником, напоминающих шахматные пешки.

Маленькие кубические гири, начиная от одного до шестидесяти четырех единиц веса в 0,871 грамма, имелись во всех населенных пунктах, в то время как крупные поселки и города также имели более тяжелые веса – до 10,865 килограмм. Наиболее распространенный вес был эквивалентен приблизительно 13,65 грамма. Принимая это в качестве основной единицы, жители Индского региона также использовали меньшие веса, которые были полуторной, четвертой, восьмой и шестнадцатой частью этой базовой единицы и более крупные, которые были кратны 2, 4, 10, 12.5, 20, 40, 100, 200, 400, 500 и 800 базовых единиц.

Весовые и линейные измерительные системы и вероятные цифры в индской письменности (о ней несколько позже), по-видимому, предполагают, что местные жители использовали как десятеричную, так и восьмеричную систему счета. Отголоски обеих систем сохранились в более поздней индийской математике и в общем пользовании. Например, в индийской монетной системе рупия была равна 64 пайса или 16 аннас, каждый из которых равен 4 пайсам; а вся арабская запись чисел, основанная на десятеричной позиционной системе, и использование нуля происходят в конечном счете из Индии.

Аско Парпола отмечает, что прото-дравидийский корень *en, означающий как «восемь», так и «рассчитывать», явно указывает на восьмеричную систему (правда, лишь в том случае, если жители Индского региона говорили на дравидийском языке).

Заметим, однако, что восьмеричная система – довольно вычурная (если так можно выразиться). Если десятеричная система могла отталкиваться от наличия у человека десяти пальцев на руках, то откуда в основании системы счисления могла взяться восьмерка?.. Тем более, что восьмеричная система не удобна на практике, и если где-то сейчас и используется, то в… компьютерной технике!..

Однако восьмерка фигурирует в качестве основы как таблицы гексаграмм в древней китайской «Книге перемен», так и доски для шахмат – игры, истоки которой уходят в древнюю историю Индии…

Поражает степень стандартизации весовых гирь, найденных в разных местах Индской цивилизации.

Например, в Месопотамии ранние города-государства использовали различные системы, и лишь после политического объединения Южной Месопотамии под властью аккадских царей вошла в обиход единая стандартизированная система. С распадом аккадской империи эта система была нарушена и была вновь введена, когда Южная Месопотамия была объединена под власть III династии Ура.

А в Индском регионе стандартизированные гири для весов присутствовали с самого начала периода расцвета этой цивилизации. Данное обстоятельство подкрепляет предположение историков о том, что уже к началу этого периода имело место политическое единство Индской цивилизации.

Использование стандартизированных весов на всей огромной территории Индского региона определенно указывает на существование некоей (предположительно государственной) системы, должностные лица которой могли бы диктовать, контролировать и гарантировать такое единообразие. Эти должностные лица должны были осуществлять регулярные проверки для того, чтобы выдерживались единые стандарты веса – в обнаруженных археологами гирях для весов обнаружено лишь очень малое отклонение от единого стандарта.

Существование стандартизованных весов предполагает также централизованно управляемый официальный контроль и доминирование государственных операций – например, налогообложение; выдача материалов для официально финансируемой торговли и получение материалов в результате такой торговли; выдача или получение товаров, перемещаемых в пределах внутренней сети распределения; выдача материалов ремесленникам для производства товаров и проверка полученных продуктов; или выдача продовольственных пайков для тех, кто задействуется в финансируемых государством мероприятиях, и тому подобное.

В Хараппе большое количество гирь было найдено непосредственно внутри городских ворот, которые предназначались для управления и контроля за перемещением товаров и людей. Это, по мнению историков, говорит о том, что на воротах собиралась пошлина на товары и материалы, поступающие в город или покидающие его.

Любопытно, что система весов была стандартизована не только по всему Индскому региону, но также использовалась за рубежом, где она была известна в Месопотамии в качестве «стандарта Дильмун», принятого на всей территории вплоть до Эблы.

Существование стандартизированной системы мер и весов предполагает интегрированную сеть внутренних коммуникаций и контроля над торговлей и распределением, а также, вероятно, общей власти. Но подобный контроль трудно представить без отлаженной системы учета, которую еще более сложно представить без письменности, позволяющей вести и фиксировать подобный учет. И такая письменность в Индской цивилизации имелась. Более того – она явно была подчинена как раз задаче учета и контроля за распределением, обменом и торговлей. На это вполне определенно указывает то, что индская письменность (за редчайшим исключением) встречается прежде всего на печатях и их оттисках.

Многочисленные печати имели стандартный дизайн, что, по мнению историков, отражает регулирование распределения и свидетельствует о существовании продавцов, действовавших как государственные чиновники. Обычно изготовленная из стеатита (мыльного камня) и закаленная обжигом каждая печать имела надпись, как правило, короткую, и изображение обычно одного животного (хотя встречаются и целые сюжеты, но редко). Использование изображений на печати позволяло понимать их всем, в том числе носильщикам и складским рабочим, в то время как надпись могла быть понятной только, вероятно, ограниченному числу грамотных лиц. Печати имели полукруглую дужку на обратной стороне, так что их можно было крепить на шнурке и фиксировать на поясе или ремешке.

Печати, по мнению историков, могли иметь несколько сфер применения.

В контексте торговли и движения товаров, они могли исполнять две функции. Во-первых, они могли играть роль символов, устанавливающих личность или полномочия индивида. В этом контексте они, возможно, выпускались в качестве знаков полномочий купцов, путешествующих по служебным делам, и других лиц, которым было необходимо продемонстрировать свою власть или подтвердить свои полномочия. Личные печати могли также использоваться частными лицами для установления их личности в частных сделках.

Во-вторых, печати можно было использовать для создания оттисков в мягких материалах, таких как глина или воск, приложенных к товару. Такие оттиски могли служить для идентификации упакованных товаров как собственности государства или конкретного индивида или происхождения из конкретного места.

Наличие обмазки из глины также могло выступать в качестве гарантии того, что герметичная упаковка не была открыта или подделана, прежде чем она достигла адресата. Было найдено несколько оттисков, несущих отпечатки таких герметичных пломб, а некоторые из них даже сохранили отпечатки материала упаковки, к которым они были прикреплены. Элементы на обратной стороне сохранившихся пломб указывают на то, что они были прикреплены к шнуркам или к мешковине, использовавшейся для упаковки тюков товаров. Вполне вероятно, что такие пломбы с оттисками печатей были частью системы управления и учета товаров, их распределения и разрешения их отпуска.

В некоторых случаях они были найдены в зданиях, которые, вероятно, были складами. Двери дома или кладовых так же могли опечатываться – практика, зафиксированная в месопотамских письменных источниках, хотя и не известная для какого-либо Индского поселения.

Многие ученые считают, что изображенные на печатях животные представляли конкретные группы людей. Некоторые видят в них тотемы клана и утверждают, что единорог был знаком доминирующего дома, а другие животные относятся к менее успешным кланам, занимающим должности более низкого статуса. Другие ученые утверждают, что изображения на печатях были тотемами, связанными с отдельными городами, а единорог, представляющий Мохенджо-Даро и его вездесущность, отражает ведущую силу этого города в организации цивилизации. Третьи связывают различных животных с отдельными социальными или профессиональными группами в обществе, редкие печати с зебу связывают с самими правителями, печати с единорогом относят к представителям элиты или должностным лицам, а других животных или иной дизайн – к менее значимым группам.

Некоторые ученые видели в изображениях на печатях доказательство существования отдельных общественно-политических организаций в Индской области, а не единого государства. Стандартизированный характер печатей, однако, говорит в пользу интерпретации Индского региона, как имеющего единое управление.

Можно легко заметить, что среди историков доминирует версия о связи изображений на печатях с конкретными лицами – владельцами этих печатей. Между тем очень сильно стандартизированный характер этих изображений противоречит функции личной и официальной идентификации или маркировки собственности. Гораздо лучше стандартизация подходит для варианта, когда печати предназначаются для идентификации не лиц (то есть людей), а видов товара или продукта. В таком случае изображение животного, растения или целая сцена на печати могли отображать конкретный вид опечатанного продукта, а цифры на печати (единственное, что сейчас удалось хоть как-то идентифицировать лингвистам) обозначать количество этого продукта.

Получателю опечатанного мешка или кувшина по большому счету ведь все равно, кто именно его опечатал. Гораздо важнее возможность определить содержимое мешка или кувшина без необходимости вскрытия упаковки. И ближайшим современным аналогом оттиску такой печати оказываются привычные нам наклейки и этикетки на товаре.

По крайней мере лично мне такая версия представляется наиболее разумной…

Стандартизация изображений на печатях, мер и весов, а также ранее упоминавшаяся стандартизация размеров использованных в строительстве кирпичей не исчерпывают всего списка стандартов Индской цивилизации. Одним из признаков этой цивилизации, который поразил большинство первых исследователей, была бросающаяся в глаза однородность находок – археологический материал, обнаруживаемый по всему Индскому региону, казалось, имел совершенную стандартизированную форму, без региональных или хронологических вариаций. Дальнейшие исследования дали возможность более спокойно вздохнуть тем историкам, которые внутренне не готовы были принять столь сильное единообразие на огромной территории, – некоторые изменения во времени и некоторые региональные различия были все-таки выявлены. Тем не менее значительная степень однородности материала по всему Индскому региону осталась. И ныне считается, что она отражает культурно интегрированное государственное устройство с сильно развитыми внутренними распределительными сетями.

Особенно сильно поразило исследователей сходство керамики на огромной территории при том, что на более ранних стадиях керамические изделия имели весьма сильные региональные различия. Никого не удивляло бы то, что некоторые изделия, например, такие как браслеты из раковин, могли производиться в относительно немногих мастерских и широко распространяться из них. Но в данном случае речь идет о требовавшейся в каждом доме керамике, чья хрупкость делала непрактичной транспортировку ее в больших количествах на большие расстояния, и которая, вероятно, изготавливалась в каждом городе. Столь сильное сходство керамических изделий явно указывает на то, что ремесленники производили их по некоему известному им стандартизированному шаблону.

Это, конечно же, не означает, что ассортимент индской керамики был неизменен. Но факт стандартизации даже керамических изделий настолько бросается в глаза, что историки и археологи не могли не обратить на него внимания.

Государство без государства

В Индском регионе не строили монументальных храмов или гробниц, но платформы, стены и бассейны были так же крупными сооружениями, требующими мобилизации огромного количества работников, обеспечения их питанием, организации и управления работ. Вдобавок, если, скажем, в Дхолавире и Лотале строительство могло осуществляться во время перерыва в сельскохозяйственных работах жителями города и его прилегающих районов на протяжении ряда лет, то возведение платформ и стен для фундамента городов и поселков в обширной пойме рек должно было быть завершено до того, как наступал очередной паводок, который неизбежно разрушил бы недостроенные сооружения – то есть строительство должно было осуществляться буквально ударными темпами только в зимние месяцы, когда равнины не подвергались наводнениям.

Способность Индской цивилизации мобилизовать огромные трудовые ресурсы проявляется не только в возведении массивных платформ, на которых были построены многие из городов и поселков. Глубокие колодцы также требовали значительных трудозатрат – в Мохенджо-Даро, как указывалось ранее, было около семи сотен колодцев, созданных еще на стадии строительства фундамента города.

Вырытые резервуары в Дхолавире тоже были масштабным проектом – по крайней мере шестнадцать резервуаров вместе занимали около 17 гектаров и были раскопаны до коренных скальных пород, а в некоторых местах и прорублены в них. Грунт, выбранный из резервуаров, пошел на строительство мощных дамб, которые шли между водохранилищами, достигали 7 метров в ширину и были облицованы каменной кладкой. На двух сезонных ручьях, протекавших мимо поселка, для отвода воды в резервуары был создан целый ряд плотин. В дополнение к трудозатратам на само строительство, требовалась регулярная работа для того, чтобы поддерживать резервуары и удалять скапливавшийся ил.

Все это требовало отлаженной системы организации и управления работами, наличие которой не могло не отразиться в целом ряде особенностей артефактов и древних сооружений. Однако в поиске привычных непосредственных признаков такой системы управления археологи столкнулись с неожиданными проблемами.

Еще Мортимер Уилер, проводивший в середине ХХ века раскопки в основных городах Индской цивилизации, надеялся найти и старательно искал характерные особенности, которые были известны для других цивилизаций и которые считались отличительными особенностями древнего государства с отлаженной системой управления – монументальные общественные здания (в том числе такие, как храмы), оборонительные и военные сооружения, королевские захоронения и дворцы.

И действительно, некоторые сооружения, обнаруженные на курганах Цитадели, такие как Зернохранилище и Большой Бассейн в Мохенджо-Даро, можно было интерпретировать как общественные и религиозные здания. Массивные кирпичные стены Цитадели и их внушительные ворота сначала производили впечатление ожидаемых защитных укреплений, но в дальнейшем, как уже указывалось ранее, от такой их интерпретации отказались. Некоторые металлические предметы, такие как наконечники копий, кинжалы, наконечники стрел, топоры, потенциально могли быть оружием, хотя сам Уилер отмечал, что «большинство, возможно, могли быть использованы в равной степени солдатами, охотниками, мастерами или даже обычными домохозяевами» (Уилер 1968).

Однако другие особенности, которые были характерны для ранних цивилизаций Египта и Междуречья, отсутствовали напрочь. Не обнаружено, например, никаких дворцов или королевских захоронений, а также никаких очевидных храмов. И все, что хоть в какой-то степени с большими натяжками можно связать с привычными для других цивилизаций важными сооружениями, можно буквально пересчитать по пальцам. Таковы, например, некоторые объекты на кургане цитадели в Мохенджо-Даро – среди них в первую очередь называется упомянутый Большой Бассейн, который интерпретируется в качестве ритуального сооружения.

«Западная лестница, поднимающаяся на цитадель Мохенджо-Даро, приводит наверху к ванной комнате, где входящим в зону, вероятно, требовалось очиститься. За пределами Зернохранилища располагался комплекс Большого Бассейна: две двери вели через прихожую в окончатый двор, в центре которого находится Большой Бассейн – большой прямоугольный искусственный водоем, тщательно сконструированный таким образом, чтобы сохранять водонепроницаемость. Ступеньки на каждом конце бассейна вели вниз к узкому выступу, из которого могла подаваться вода.

Большинство ученых рассматривают его как религиозное сооружение, связанное с ритуальным купанием, которое играло важную роль в индийской религии, по крайней мере в течение двух с половиной тысяч лет. Территория же колоннады, по мнению историков, предназначалась для тех, кому не разрешалось ступать на территорию двора, и позволяла им наблюдать религиозно-культовые обряды, происходящие в Большом Бассейне…

К востоку от колоннады находился большой колодец, а также ряд ванных комнат, предположительно, для участников церемоний, чтобы очистить себя, прежде чем принимать участие в ритуале. В комплекс также можно было попасть и с севера, из уединенного жилого района, где располагались, вероятно, дома его сотрудников (предположительно священников). Великолепно построенный Большой Бассейн уникален и позволяет предположить, что Мохенджо-Даро был религиозным центром Хараппского государства, если не его политической столицей тоже» (Дж.Макинтош, «Древняя долина Инда: новые перспективы»; перевод здесь и далее мой – АС).

Впрочем, такую трактовку Большого Бассейна можно легко подвергнуть сомнению. Римские бани, например, служили местом сбора аристократов и были весьма богаты по архитектуре и убранству, только к религии они не имели совершенно никакого отношения. И мылись в них хоть и ради чистоты, но вовсе не ритуальной.

Вообще, попытки связать наличие бассейнов именно с неким религиозным ритуалом, а сам бассейн с частью храмового комплекса очень похожи на необоснованное притягивание за уши. Не надо забывать, что Индский регион располагается в весьма жарком регионе, где возможность погрузиться в прохладную воду позволяет гораздо легче переносить полуденный зной. И тот, кто окунался в бассейн среди жаркого дня в южных странах, легко со мной согласится – никакая религия тут абсолютно не причем, это всего лишь способ избежать теплового удара. Но, увы, столь прозаическое объяснение слишком скучно для историков…

«…на юге [кургана Цитадели Мохенджо-Даро] имеется комплекс залов и комнат. Некоторые из них были жилыми помещениями, но также включали одну комнату (номер 100), доступ к которой был возможен только по длинному уединенному коридору между двумя блоками, хотя и доступному из обоих блоков. В комнате находилась голова от скульптуры женщины и, возможно, это было святилище. Ряд других сооружений в комплексе, для которых также можно предположить религиозную функцию, включают в себя три круговых кирпичных кольца, которые, вероятно, окружали священные деревья. Основная особенность комплекса, Колонный Зал, как обычно считается, был местом для светских общественных собраний, но его использование в религиозных целях не может быть исключено…

Дом 1 в HR-области в Мохенджо-Даро в Нижнем городе был идентифицирован в качестве возможного храма. Пара дверных проемов вела через большое открытое пространство, вероятно двор, в два коридора между двумя отдельными блоками комнат, которые не были доступны из дома 1, хотя они, вероятно, были связаны с ним. В конце проходов был двор, содержащий кирпичное кольцо, которое, как и кольца на кургане цитадели, возможно, некогда окружало священное дерево. Из этого двора две лестницы, обращенные друг к другу, вели во второй, поднятый двор, из которого можно было попасть в ряд комнат, некоторые имели проход в другие. Вполне возможно, что посетитель следовал круговым маршрутом, войдя через одну дверь и поднявшись по соответствующий лестнице на верхний двор, возвращался через другой проход, лестницу и дверь» (Дж.Макинтош, «Древняя долина Инда: новые перспективы»).

Данная цитата, на мой взгляд, является хорошей иллюстрацией того, насколько безнадежными оказываются попытки археологов и историков обнаружить хоть что-то похожее на храм. Видимо, совсем уж плохо с религиозными сооружениями в городах Индской цивилизации, раз даже обычную симметрию (которая могла быть использована ради лишь красоты и гармоничности архитектуры) пытаются притянуть за уши к некоему «религиозному круговому маршруту»…

«…на юге [кургана Цитадели Мохенджо-Даро] имеется комплекс залов и комнат. Некоторые из них были жилыми помещениями, но также включали одну комнату (номер 100), доступ к которой был возможен только по длинному уединенному коридору между двумя блоками, хотя и доступному из обоих блоков. В комнате находилась голова от скульптуры женщины и, возможно, это было святилище. Ряд других сооружений в комплексе, для которых также можно предположить религиозную функцию, включают в себя три круговых кирпичных кольца, которые, вероятно, окружали священные деревья. Основная особенность комплекса, Колонный Зал, как обычно считается, был местом для светских общественных собраний, но его использование в религиозных целях не может быть исключено…

Дом 1 в HR-области в Мохенджо-Даро в Нижнем городе был идентифицирован в качестве возможного храма. Пара дверных проемов вела через большое открытое пространство, вероятно двор, в два коридора между двумя отдельными блоками комнат, которые не были доступны из дома 1, хотя они, вероятно, были связаны с ним. В конце проходов был двор, содержащий кирпичное кольцо, которое, как и кольца на кургане цитадели, возможно, некогда окружало священное дерево. Из этого двора две лестницы, обращенные друг к другу, вели во второй, поднятый двор, из которого можно было попасть в ряд комнат, некоторые имели проход в другие. Вполне возможно, что посетитель следовал круговым маршрутом, войдя через одну дверь и поднявшись по соответствующий лестнице на верхний двор, возвращался через другой проход, лестницу и дверь» (Дж.Макинтош, «Древняя долина Инда: новые перспективы»).

Данная цитата, на мой взгляд, является хорошей иллюстрацией того, насколько безнадежными оказываются попытки археологов и историков обнаружить хоть что-то похожее на храм. Видимо, совсем уж плохо с религиозными сооружениями в городах Индской цивилизации, раз даже обычную симметрию (которая могла быть использована ради лишь красоты и гармоничности архитектуры) пытаются притянуть за уши к некоему «религиозному круговому маршруту»…

Ситуация усугубляется тем, что никакой помощи не дает письменность Индской цивилизации. И дело не только в том, что ее до сих пор не удается расшифровать – основная проблема в ее явно очень узком использовании преимущественно лишь для контроля за перемещением ресурсов и продукции. И даже отдельные исключения ( в виде, например, предположительной надписи над одними из городских ворот) не позволяют надеяться на обнаружение хотя бы в дальнейшем сколь-нибудь развернутых текстов, которые могли бы прояснить структуру общества и его управления.

Аналогично дело обстоит и с иконографией, то есть с изображениями.

«Характерной особенностью большинства цивилизаций является наличие свидетельств о правящей элите: дворцовые резиденции, богатые погребения, уникальные предметы роскоши и «пропаганда», такая как монументальные надписи и портретная скульптура или барельефы. Поразительно, но это все отсутствует в Индской цивилизации. Это ставит вопросы о том, как Индское государство была организовано политически, были ли в нем правители, и если да, то почему они археологически невидимы» (Дж.Макинтош, «Древняя долина Инда: новые перспективы»).

Небольшое количество разбитых статуй, которое было найдено, порой не позволяет даже определить, кого эти статуи изображали – правителей, представителей знати или просто горожан. Аналогично дело обстоит и со сценами, которые запечатлены как на печатях, так и росписях.

От государств Древнего Египта и Междуречья осталась масса таких изображений, по которым можно восстановить не только какие-то особенности повседневной жизни их граждан, но и составить некоторое представление об общественных отношениях. На этих изображениях явно запечатлены правители, вельможи, слуги, простые работники, надсмотрщики и рабы, воины и пленники – все они довольно легко идентифицируются по сюжету и контексту изображений. В поселениях же Индской цивилизации абсолютно ничего подобного не найдено!..

Порой даже складывается впечатление, что жители Индского региона чуть ли не специально задались целью тщательно сохранить от будущих поколений тайну организации их общества. Причем сохраняли они эту тайну абсолютно во всем – не только в письменных источниках, изображениях и скульптуре, но и во всех сферах своей жизни.

«Элита, как обычно считается, имела привилегированный доступ как к роскоши, так и к основным производственным ресурсам. Жители Хараппского региона, по-видимому, не превышали по количеству допустимых пределов по условиям в регионе, и их уровень жизни (отражавшийся в жилье, питании и артефактах), по-видимому, в целом был высокий. Тем не менее можно ожидать, что Хараппская элита имела больший доступ к значимым объектам или материалам, определяемых затратами на их приобретение или изготовление, которые могли бы использоваться для отображения статуса, например, когда носились как ювелирные изделия; они могли также иметь более тесный доступ к богам, что в Хараппском регионе может означать – принимали больше мер предосторожности, чтобы сохранять ритуальную чистоту» (Дж.Макинтош, «Древняя долина Инда: новые перспективы»).

Если не обнаруживается надежных свидетельств наличия элиты, то это еще хоть как-то с большой натяжкой, но все-таки можно объяснить. Например, предположить, что среди этой элиты было принято вести аскетичный образ жизни и презрительно взирать на материальные богатства (есть и такая версия у историков). Хотя и в этом случае остается вопрос о том, чем вообще могла стимулироваться деятельность такой аскетичной элиты в системе управления.

Но как можно было организовать на масштабные работы большое количество людей, которые выполняли не управленческие функции, а тяжелую черновую работу, если абсолютно никаких признаков силового государственного аппарата в Индской цивилизации тоже не прослеживается?.. Неужели все они трудились совершенно добровольно без какого-либо принуждения и наличия соответствующего аппарата насилия, без которого для нас просто немыслимо древнее государство как государство?..

«Другим поразительный отличием Индской от других древних цивилизаций является очевидное отсутствие в цивилизации Инда каких-либо признаков войн. Хотя города были окружены массивными стенами, они, по-видимому, служили для защиты от наводнений, а не от враждебных людей, а также в качестве барьеров для управления потоками людей и товаров, и они, вероятно, предназначались также, чтобы производить впечатление. Оружие отсутствует, как и признаки насильственных разрушений во время расцвета цивилизации. Совершенно мирное государство кажется аномальным в истории мировой цивилизации» (Дж.Макинтош, «Древняя долина Инда: новые перспективы»).

Складывается парадоксальная ситуация. Археологические находки совершенно определенно указывают на такой уровень развития общества, который (в нашем понимании) соответствует наличию весьма развитого государства и без государства для нас немыслим. Однако те же археологи не находят никаких четких и прямых доказательств наличия государственного аппарата. Нет свидетельств наличия чиновников, аппарата насилия, нет армии, нет полиции…

Кто же тогда обеспечивал порядок в Индской цивилизации?.. За счет чего держалась не только сама эта цивилизация, но и ее стандартизация, упомянутая ранее и так поражающая исследователей?..

Среди профессиональных историков сложилась своеобразная «традиция» – все непонятные и необъяснимые факты списывать на религиозно-культовые особенности наших древних предков. Именно за эту «палочку-выручалочку» цепляются они и в этом случае.

«Потенциальное использование силы в качестве наказания было одним из средств, с помощью которых правители в древних цивилизациях могли контролировать свои царства и подданных. В ее отсутствие, что могло бы скреплять Индскую цивилизацию и обеспечивать сотрудничество между членами общества? В большинстве цивилизаций религия была мощной силой, и правление религиозных властей, поддерживаемых религиозными санкциями, часто предшествует светским правителям, опирающимся на силу. Можно предположить, что идеологическая основа хараппского общества сделала потребность в физических сдерживающих факторах ненужной, и порядок поддерживался согласием и страхом нарушения социальных и религиозных норм» (Дж.Макинтош, «Древняя долина Инда: новые перспективы»).

Однако, как уже указывалось ранее, ничего подобного привычным по Египту и Междуречью помпезным и грандиозным храмам в Индской цивилизации тоже не обнаруживается. И даже к этому сомнительному «религиозному объяснению» историкам приходится буквально притягивать за уши реальные факты. Так, например, за древние культово-религиозные места предлагается признать следы очагов, которые называются «огненными алтарями», но при этом по своим характеристикам вполне могут быть лишь печами для обжига керамики или домашними очагами для приготовления пищи.

«Эти огненные алтари были впервые обнаружены в Калибангане, где одна из платформ в южной части цитадели имела ряд из семи продолговатых оштукатуренных глиной ям, содержащих уголь, золу и терракотовые брикеты; такие брикеты использовались в печах, чтобы сохранять тепло и, возможно, выполняли аналогичную функцию в этих огненных ямах. В каждой яме была также цилиндрическая или граненая глиняная стела, возможно, представляющая священный лингам (фаллос)…

Различие между огненными алтарями и домашними очагами не всегда ясно. Раскопки в Наушаро выявили подобные структуры в домашнем контексте, где они интерпретируются как очаги, хотя и необычного типа; эти ямы имеют некоторое сходство с очагами, использовавшимися поздними жителями Декана, которые иногда имели центральную стойку из глины для горшков. Таким образом, возникает вопрос, были ли домашние «огненные алтари» на самом деле обычными очагами, или наоборот, можно ли было использовать все домашние очаги в семье для поклонения также и для приготовления пищи» (Дж.Макинтош, «Древняя долина Инда: новые перспективы»).

И уж совсем обескураживает предложение отказаться вообще от поиска каких-либо храмов.

«Поклонение часто сосредоточено на священных объектах, таких как деревья, столбы или реликтовые курганы, иногда помещаемые в святилища. Практики, связанные с такими местами, включали приношение фруктов, цветов или других вещей, а также ходьбу вокруг священного объекта в направлении по часовой стрелке (Прадакшина). Кроме того, религиозные практики могли включать созерцание, или они могли включать прослушивание проповеди в зале с колоннами. Может быть, поэтому, мы не должны искать храмы как таковые в хараппском государстве, или, по крайней мере, не в виде сооружений» (Дж.Макинтош, «Древняя долина Инда: новые перспективы»).

Но как совместить то, что цивилизация, с одной стороны, создает многочисленные города с внушительными сооружениями, а с другой стороны, в то же самое время отказывается строить храмы своим богам – наивысшему воплощению тех самых религиозных традиций и верований, которые якобы и двигали трудовыми подвигами этой цивилизации?.. Аналогов подобного в истории мы не находим никаких – даже сугубо теократическое государство Тибет (позднее ставшее провинцией Китая) было буквально напичкано храмами, которые никак не спутаешь с жилыми домами.

Более того. Нам фактически предлагается не искать вообще материальных свидетельств и вместо этого самим просто… поверить (!) в то, что жителями обширного Индского региона двигала какая-то общая вера, не оставившая после себя зримых материальных следов. Не знаю, кому как, но меня подобное предложение совершенно не устраивает…

Стремительное появление Индской цивилизации

Странностями наполнена не только сама Индская цивилизация, но и ее история. И эти странности начинаются одновременно с началом взлета этой цивилизации.«В ранний Индский период сельскохозяйственные поселения располагались на большей части Индского бассейна, и появилось нескольких населенных пунктов, которые, вероятно, были городами. В течение короткого периода приблизительно век или полтора начиная с 2600 года до нашей эры, эти населенные пункты и их социальное общество подверглись радикальной трансформации, что в результате привело к появлению Индской цивилизации, сложного и весьма организованного сообщества. Многие изменения, например, в ремесленной специализации, имели больше количественный, а не качественный характер, но были также значительные инновации и преобразования, такие как появление письменности и начало морской торговли. В то время как в некоторых областях переход завершился к 2500 году до нашей эры, возможно, что в других, например, в восточном регионе, период Развитой Хараппы начался позже.

Более трех пятых раннеиндских населенных пунктов, таких как Балакоте, были заброшены во время Переходного периода. В Чолистане, например, только четыре из тридцати семи выявленных объектов, оставались заселенными. Многие из раскопанных городов были разрушены огнем. К ним относятся Кот Диджи, Амри Наушаро и Гюмла…

Некоторые из этих городов были заменены новыми поселениями в том же месте, иногда в течение короткого периода времени, иногда после двух или трех поколений, но большинство из ранних поселений не заселялись. Вместо этого, появилось очень много новых поселений, в том числе более ста тридцати в Чолистане…

На противоположном конце Индского региона, на острове Хадир в Каче, город Дхолавира занимал площадь около 60 га (возможно 100 гектаров, включая пригороды) и имел население значительно превышающее то, что поживает на всем острове ныне. Это стало возможным благодаря созданию крупных водохранилищ... Во время раннеиндского периода это был небольшой город, окруженный стеной из камней на глиняном растворе. В начале периода Расцвета Хараппы, на руинах первого поселения была построена цитадель из двух частей, а площадь непосредственно к северу была расчищена от жилья и вымощена, в результате образовалась плоская открытая площадка, где, возможно, проходили общественные мероприятия» (Дж.Макинтош, «Древняя долина Инда: новые перспективы»)

Итак, если археологи и историки не ошибаются в целом с определением продолжительности «Переходного периода», за который возникают сотни (!) городов, то мы имеем буквально-таки «период индустриализации с масштабными ударными комсомольскими стройками» или чуть ли не «региональную научно-техническую революцию». Это настоящий культурно-цивилизационный прорыв какой-то, который произошел единовременно на территории обширного региона!..

Напомним, что при этом города строились по заранее (!) проработанному плану с типовой планировкой улиц, водоснабжением и канализацией. Каким образом это могли бы осуществить прежде разобщенные жители небольших поселений, разбросанных по территории, намного превышающей размеры Древнего Египта и Междуречья?..

«Понимания, как и почему эти изменения произошли, до сих пор нет. Признаки пожаров на многих участках были истолкованы некоторыми учеными как свидетельства военных действий, хотя нет никаких других доказательств в поддержку этой версии, например, оружия среди найденных артефактов. Свидетельство насильственной смерти можно было бы найти среди погребальных останков, но их слишком мало, чтобы делать определенные выводы…

Альтернативная версия заключается в том, что преднамеренное уничтожение старых поселений и создание новых, выдерживающих определенные критерии, такие, как ортогональная ориентация улиц и акцент на водоснабжение и санитарию, является отражением процесса массового распространения новой идеологии, которая должна была лежать в основе единства и значительной однородности цивилизации Инда. Согласно этому сценарию, не было военных столкновений, а уничтожение огнем населенных пунктов было актом ритуального или идеологического очищения. Действительно, некоторые ученые полагают, что цивилизация Инда представляла собой не единое государство, а совокупность более мелких независимых государств, объединенных общей идеологией. Такая гипотеза имеет свои преимущества» (Дж.Макинтош, «Древняя долина Инда: новые перспективы»).

Определенные привлекательные элементы в этой гипотезе действительно есть, поскольку без единой идеологии невозможно было получить столь сильное единообразие перемен и их результата, но…

Нам в очередной раз предлагается версия «беспричинного массового религиозного умопомешательства» (пусть и с позитивными результатами), которая полностью игнорирует тот факт, что для столь широкого распространения единой идеологии в ранее значительно разобщенном социуме нужны не просто большие, а мощные и грозные стимулы. А вот стимулы тут как раз и обходятся стороной. Если же говорить точнее, то их следствие – общая идеология – ставится на место причины.

Впрочем, это признает и сам Макинтош:

«Стимулы процесса трансформации культур бассейна Инда в единую городскую цивилизацию так и остаются предметом для дискуссий и спекуляций с момента, когда эта цивилизация была впервые обнаружена…

Независимо от механизма, который привел к появлению цивилизации Инда, нет никаких сомнений в том, что общество, которое выкристаллизовалось около 2500 года до нашей эры значительно отличалось от периода ранней Хараппы по масштабу, организационной и социальной сложности, культурной однородности и идеологии или духовности» (Дж.Макинтош, «Древняя долина Инда: новые перспективы»).

В столь же короткое время одновременно со строительством городов происходит рывок в развитии технологий ремесленной деятельности. Ассортимент и изысканность ремесленных изделий значительно возрастают, появляются признаки развития специализации. Возникают новые стили и разновидности артефактов, в том числе широкое использование получили металлические и бронзовые сосуды.

Однако сразу же после этого кратковременного рывка развитие практически останавливается – внедренные стандарты не подвергаются пересмотру и изменению на протяжении многих сотен лет.

«В то же время после 2500 до нашей эры различные региональные стили керамики и других артефактов были заменены стандартизированной продукцией Развитой Хараппы… Высокоэффективная и ухоженная система дренажа и канализации была стандартным элементом Индских городов. Стандартизация также очевидна и в Индских артефактах, таких как бусы, каменные и металлические инструменты и керамика. Пиготт думал, что эти артефакты указывают на «компетентную тупость... мертвый уровень буржуазной посредственности в почти каждой отрасли изобразительного искусства и ремесла» (Пиготт 1950, 200), хотя Уилер положительно отзывался о технических навыках и эстетических качествах, проявляющихся в некоторых объектах, например, как в стеатитовых печатях с их живыми изображениями животных. Общая картина представляла цивилизацию, в которой значительное техническое совершенство и высокий уровень жизни компенсировались культурным застоем и удушающими последствиями жесткой бюрократии и авторитарного режима, сохранявшимися, по-видимому, без изменений в течение почти тысячелетия» (Дж.Макинтош, «Древняя долина Инда: новые перспективы»).

Не правда ли, более чем странное сочетание?.. С одной стороны – резкий взлет цивилизации по множеству позиций, который невозможен без творческого поиска новых эффективных форм, а с другой – мгновенное замораживание достигнутых стандартов на долгое время, что столь же неизбежно связано уже с полным отсутствием этого самого творческого поиска. Картина получается, совершенно противоречащая нормальному естественному ходу событий и гораздо более похожая на последствия некоего искусственного толчка извне. Впрочем, об этом чуть позже…

Внезапное обрушение

Но сколь бы удивительным не было появление Индской цивилизации, еще более странным и неожиданным выглядит ее конец. Буквально через шесть или семь веков процветания городская жизнь вдруг рухнула во всем обширном регионе практически без остатка. Причины этого обрушения составляют предмет острых дискуссий до сих пор.

«Цивилизация Инда процветала от пятисот до семисот лет, а в начале второго тысячелетия распалась. Ее крах был отмечен исчезновением особенностей, которые отличали цивилизацию Инда от ее предшественников: письменности, городского жилья, своего рода центрального управления, международной торговли, профессиональной специализации и широко распространенных стандартизированных артефактов. В пост-Индский период местные материалы использовались для изделий, таких как каменные орудия, и культурная однородность расцвета Индской цивилизации уступила место ряду региональных группировок, зачастую использующих изделия, напоминающие относящиеся к ранней Индской фазе в каждом таком районе. В то время как происходит значительное уменьшение населения в сердце Индской цивилизации, увеличивается количество поселений в Гуджарате, а позднее-хараппские общины создаются в районах далеко за пределами территории, которую занимали жители Развитой Хараппы, особенно на востоке… Центральный регион переживает мощное сокращение плотности населения, и в большей части Индского региона большинство населенных пунктов стали составлять деревни и временные поселения с несколькими небольшими городами» (Дж.Макинтош, «Древняя долина Инда: новые перспективы»).

Особенно отчетливо процесс деградации прослеживается в Мохенджо-Даро, где в последний период жизни города видно серьезное снижение гражданских стандартов – новые дома строятся гораздо более плохого качества, нежели ранее, порой без соблюдения городской планировки и часто из вторично используемого кирпича. Печи для обжига возводят в ранее сугубо жилых районах и даже на территории общественных зданий, и здесь начинаются скапливаться промышленные отходы. Важные общественные здания, такие как Большой Бассейн, перестают эксплуатироваться с прежними функциями. Даже изысканный Колонный Зал в Цитадели Мохенджо-Даро был разделен грубыми кирпичными стенами и частями конструкции, используемой для обработки раковин. Некоторые каменные скульптуры были намеренно разбиты. Канализационные стоки больше не чистили, а трупы бросали в опустевших домах или на улицах вместо похорон с должными обрядами.

Аналогичная ситуация наблюдается во многих других городах и поселках.

Город Дхолавира примерно после 2000 года до нашей эры пришел в упадок и в конечном итоге был заброшен. После некоторого перерыва, небольшая часть города была заселена людьми, которые построили дома из каменной щебенки, взятой с руин древнего города. Резервуары для воды больше не чистились, а использовались в качестве свалок. После очередного периода запустения, место снова заселили на некоторое время люди, которые жили уже в простых круглых хижинах.

Если в период расцвета Индской цивилизации возведение домов происходит в соответствии со стандартами – как по строительству, так и в планировке, то в конце III тысячелетия до нашей эры происходит отказ от планирования, а улицы заполняются зданиями. Дома с просторными дворами больше не строились. В некоторых случаях старые дома были разделены на небольшие жилища для нескольких человек, а в других – они заменялись плотно застроенными рядами одноэтажных домов, часто построенных из повторно используемых стройматериалов.

Во многих поселениях отказались от кирпичной архитектуры в пользу других стилей строительства – глинобитных стен с деревянным каркасом или каменных фундаментов, на которых строились стены из глины и в большинстве случаев с соломенными крышами. Строительство «душевых» комнат и канализации прекратилось.

Деградация и развал ранее единой Индской цивилизации проявляется и в других сферах. Так, вместо высококачественного кремня, доставлявшегося с Холмов Рохри в провинции Синд, орудия теперь изготавливаются из местного камня. Керамика Развитой Хараппы встречается меньше и вытесняется традиционными местными изделиями – при этом происходит возврат к разнообразию стилей, который имел место до возникновения единой Индской цивилизации. Из ремесленной деятельности исчезает серебро и даже бисер, ранее производившийся буквально в огромных количествах.

В то же время уходят в небытие многие из характерных особенностей городской жизни и организации общества. Кубические гири для весов стали редкими или перестали использоваться, что указывает на то, что измерительный контроль больше не был нужен. Письменность также больше не используется, хотя иногда символы нацарапываются, как граффити на керамике. Как результат – письменность в скором времени исчезает вовсе без остатка. Появившаяся позднее (через тысячу лет!) письменность брахми уже не имеет ничего общего с индской письменностью…

Историки не любят странных быстрых событий, которые им сложно объяснить, а посему нередко пытаются представить распад городской Индской цивилизации в виде постепенного и длительного процесса. Однако этому явно противоречит то, что во многих населенных пунктах археологами обнаружены запрятанные ценные клады, владельцы которых больше никогда не вернулись.

Макинтош же вообще высказывает идею, что произошедшие перемены отражают не столько деградацию, столько изменение акцента с городского образа жизни цивилизации Инда на более сельский.

Действительно, на смену индским городам и поселкам приходят небольшие сельские поселения – причем основной ареал их распространения смещается к востоку, в сторону долины рек Ганг и Ямуна. Однако вся картина в целом совершенно не подходит под определение «смещения акцентов». Она гораздо больше похожа на то, что можно обозначить термином «цивилизационный апокалипсис». Все выглядит так, как будто из Индской цивилизации убрали некий «стержень», на котором она держалась, вследствие чего она просто рухнула.

Более того. В особенностях периода окончания Индской городской цивилизации есть целый ряд черт, которые выглядят совершенно неестественно.

Если бы жители по каким-то (пусть и непонятным нам причинам) решили просто в большинстве своем переселиться в деревни, то зачем бы оставшимся отказываться полностью от высоких санитарных норм, забрасывая городскую канализацию?.. Если же сюда добавить другие произошедшие перемены, то можно констатировать, что поведение оставшихся в городах жителей свелось к простому выживанию, причем к выживанию любой ценой – даже за счет собственного здоровья, а не только потери удобств.

Далее. Переселение из города в деревню не означает автоматического сворачивания торговли и обмена, без которых и в деревне не очень-то проживешь. Допустим, без письменности торговлю и обмен еще можно вести. Но зачем было отказываться от стандартных гирь для весов, наличие которых значительно упрощало обменные операции?..

От всех произошедших перемен люди не только ничего не выиграли, но и очень многое потеряли. По сути, общество было отброшено практически на тысячу лет назад!..

Версии причин

Конечно же, историков и археологов не могло не озаботить столь явное обрушение Индской цивилизации, и на поиски причин упадка ее городов было нацелено множество разных исследований.При раскопках верхних уровней в Мохенджо-Даро были обнаружены скелеты людей в домах и даже просто лежащие на улице. Уиллер тут же отнес их к «жертвам индо-арийского набега». И довольно долго была популярна версия, что Индская цивилизация была уничтожена нашествием ариев.

Однако время шло, а материальных свидетельств реальности мифических ариев не обнаруживалось не только в бывших индских городах, но и вообще где-либо. Вдобавок, лингвисты, породившие как таковую гипотезу ариев, перенесли дату их (столь же гипотетического) появления в регионе на время намного позже заката Индской цивилизации.

Более детальное же исследование останков предполагаемых «жертв резни» в Мохенджо-Даро показали, что они должны быть интерпретированы более прозаично – как обычные захоронения людей, скончавшихся по естественным причинам. На костях этих «жертв резни» не было обнаружено никаких следов насилия – имелось лишь два исключения, но и тут в обоих случаях исследователи пришли к заключению, что эти люди получили травмы задолго до смерти. Вдобавок, общее количество скелетов, найденных в домах и на улицах Мохенджо-Даро, составляет всего лишь несколько десятков, что совершенно не соотносится с массовой резней при захвате столь внушительного города.

Поскольку версия гибели Индской цивилизации в результате нашествия ариев (или кого-то иного) явно не выдерживала проверку на соответствие фактам, поиск переключили на другие возможные причины краха городов – и прежде всего на стихийные бедствия (поскольку вся картина никак не соответствует медленному увяданию цивилизации).

Так, Роберт Рейкс предположил, что Мохенджо-Даро опустошили масштабные наводнения. Однако реальные данные допускают разную интерпретацию, и теория не выдержала испытание временем. Более того, была даже выдвинута версия о прямо противоположном сценарии развития событий – что Индский регион подвергся губительному воздействию вовсе не наводнения, а мощной засухи.

Например, данные по пыльце из соленых озер Самбхар, Дидвана и Лункарансар и из пресноводных озер Пушкар и Гажнер в штате Раджастан были истолкованы как показывающие, что количество осадков значительно увеличилось в 3000 году до нашей эры, оставалось на повышенном уровне до начала второго тысячелетия, а затем значительно уменьшилось. Однако мнения исследователей в этом случае тоже разделились, и многие придерживаются той точки зрения, что данные, зафиксировавшиеся в озерах Раджастана, могут быть, например, результатом изменения воздействия рек, протекающих через этот регион, а не климата в целом. Более того – результатом наступления в других областях планеты более засушливого периода в Индском регионе стало снижение регулярности летних муссонов, и, как это ни парадоксально, увеличение зимних осадков, так что в целом ни одно, ни другое не оказало серьезного влияния на сельское хозяйство…

Жизнь в регионе сильнейшим образом всегда зависела от рек. А как уже упоминалось, основное количество поселений Индской цивилизации располагалось в долине Сарасвати. В соответствии с этим возникла версия, что причиной заката этой цивилизации стало сильное изменение водного режима этой реки, которая в итоге вообще пересохла.

С целью проверки этой версии была использована даже спутниковая фотография, чтобы исследовать изменения русел рек бассейна Инда. Однако и здесь данные дали неоднозначную интерпретацию. Между тем Ведические и более поздние тексты указывают на то, что Сарасвати пересохла в интервале между серединой и окончанием второго тысячелетия до начала нашей эры, то есть существенно позже времени, когда были заброшены индские города.

Таким образом, до сих пор не найдено сколь-нибудь внятных однозначных свидетельств в пользу версии климатических причин заката Индской цивилизации.

Макинтош предлагает другую версию – эпидемиологическую.

«Одной из причин для этого городского распада, возможно, было слабое здоровье граждан. Исследования скелетов из верхних уровней Мохенджо-Даро показывают, что многие люди страдали и часто умирали от болезней, в том числе от малярии. Как малярия, так и холера, скорее всего, были связаны, в частности, с проживанием в Индских городах и поселках, с их обилием чистой и грязной воды в скважинах, водных резервуарами и стоками… Жители Мохенджо-Даро могли также пострадать от холеры. Утечка сточных вод из канализации, возможно, загрязнивших питьевую воду в многочисленных колодцах, и несколько случаев могли быстро перерасти в крупную эпидемию» (Дж.Макинтош, «Древняя долина Инда: новые перспективы»).

Однако и этой версии в корне противоречит количество найденных в Мохенджо-Даро скелетов – оно слишком мало для гибели от эпидемии города с тысячами жителей. Вдобавок, в других городах также не наблюдается никаких признаков массовых эпидемий, а из-за эпидемии всего в одном городе (даже если бы она была) целая цивилизация не развалилась бы…

Существенно более экзотической является гипотеза, которую профессиональные истории даже не упоминают. Речь идет о версии гибели Индской цивилизации в ходе Войны Богов – глобального конфликта представителей высокоразвитой цивилизации, упоминания о котором сохранились в частности в Ведических текстах. Согласно этой версии, в ходе данного конфликта Мохенджо-Даро был разрушен… ядерным взрывом.

В 1979 году вышла книга «Атомный взрыв в 2000 году до нашей эры», в которой эту версию изложили ее авторы – английский исследователь культуры и языков Древней Индии Дэвид Дэвенпорт и итальянский исследователь Этторе Винченти. Дэвенпорт родился и некоторое время жил в Индии и был увлечен идеей перевода древнеиндийских текстов с санскрита на английский язык и объективной интерпретации философского значения и исторических фактов, изложенных в этих текстах. Он также прожил 12 лет в Пакистане, изучая руины Мохенджо-Даро.

Согласно Дэвенпорту и Винченти, на вершине холма Мохенджо-Даро произошел мощный взрыв, похожий на атомный, и случилось это от 3,5 до 4 тысяч лет назад.

Версия опирается на следующие утверждения.

Во-первых, на приводимой в книге схеме разрушений Мохенджо-Даро (составленной авторами книги) прослеживается четко очерченный эпицентр, внутри которого все строения сметены, а по мере удаления от центра к периферии разрушения уменьшаются, постепенно сходя на нет. Диаметр эпицентра составляет около 50 метров.

Во-вторых, на расстоянии до 60 метров от центра взрыва кирпичи и камни оплавлены с одной стороны, что указывает на направление взрыва.

В-третьих, среди руин в районе с радиусом свыше 400 метров разбросаны куски глины, керамики и некоторых минералов, которые подверглись быстрому оплавлению. Несколько таких «черных камней» исследователи отправили в Институт Минералогии Римского Университета и в лабораторию Национального совета исследований в Италии. Анализы подтвердили, что это – осколки глиняной посуды, спекшиеся при температуре около 1400-1600 градусов, а потом затвердевшие.

В-четвертых, найденные в Мохенджо-Даро скелеты будто бы обладают повышенной радиоактивностью, причем один из них имеет уровень радиоактивности, превышающий норму аж в 50 раз…

Поскольку данная версия весьма популярна среди сторонников альтернативной истории (да и я сам придерживаюсь альтернативного взгляда на прошлое человечества), рассмотрим эти аргументы более детально.

К сожалению, запланированная нами и уже практически подготовленная экспедиция в Пакистан пока так и не смогла состояться из-за того, что мы не можем найти принимающую турфирму, которая гарантировала бы безопасность членам экспедиции, а ситуация в стране весьма нестабильная. Поэтому придется опираться на доступные источники и косвенную информацию.

Начнем с разрушений, которые якобы схожи с разрушениями при мощном ядерном взрыве. Прежде всего – в Мохенджо-Даро не один, а несколько холмов (курганов), но судя по всему, речь идет именно о кургане, на котором расположена Цитадель. К счастью, это наиболее посещаемое туристами место, и фотографий руин Цитадели в сети довольно много. Никого «эпицентра», в котором все сооружения были бы «полностью разрушены», на этих фотографиях совершенно не просматривается, как не просматривается и «уменьшения разрушения по мере удаления от эпицентра».

Следует оговориться, что на этих же фотографиях отчетливо видно, что древние руины прошли процедуру довольно сильной «реставрации». По сути – из Мохенджо-Даро ныне сделан очередной Диснейленд для туристов. И нельзя отрицать тот факт, что картина исходных разрушений во многом искажена «реставраторами».

Однако в тех местах, где мы в ходе своих экспедиций зафиксировали следы мощных древних взрывов (в Южной Америке и в турецком Аладжа-хююке – см. ранее), картина все-таки принципиально иная. В эпицентрах взрывов разрушения настолько сильные, что археологи зачастую даже не берутся что-либо восстанавливать – им просто не за что «зацепиться» в представлении того, «как это было». И это при том, что разрушенные в этих местах сооружения были возведены из больших или даже огромных каменных блоков. Кирпичные же конструкции (каковые имеют место в Мохенджо-Даро) подобный взрыв должен был в буквальном смысле слова «разобрать на кирпичики».

Некую же «воронкообразность» разрушений до «реставрации» (то есть постепенное уменьшение разрушений при удалении от какого-то центра), если она была, можно объяснить и более прозаическим образом. Она может быть результатом постепенной разборки местными жителями древних руин на вторичный строительный материал (что практиковалось практически везде и во все времена). Использовав кирпичи на поверхности, любители дармового стройматериала обычно немного заглубляются в землю в каком-то месте, а затем постепенно расширяют и углубляют яму по мере выборки кирпичей. В результате по прошествии времени образуется нечто, похожее на «воронку». Когда же археологи очищают такие руины от земли и культурных отложений, в общей картине разрушений древней кладки сохраняется эта «воронкообразность».

В целом можно констатировать, что аргумент со ссылкой на наличие эпицентра и постепенном уменьшении разрушений по мере удаления от него оказывается весьма и весьма сомнительным. Поэтому перейдем к следующему аргументу – оплавленные кирпичи и камни.

В процессе реставрации стенки могут достраивать и очищать от земли и грязи. Но никто не будет «очищать» при этом кирпичи от следов оплавления. Да и сделать это далеко не просто, даже если захотеть – придется просто срубать поверхностный слой с каждого кирпича. Так что следы оплавления кирпичной кладки на достаточно большой площади (радиусом до 60 метров) хоть где-то должны были сохраниться до сих пор. Однако, несмотря на весьма широкую популярность версии ядерного взрыва в Мохенджо-Даро и немалое количество туристов, посетивших этот город с 1979 года, нигде нет ни одной (!) фотографии оплавленной кирпичной кладки местных руин. В наше время, изобилующее фототехникой, отсутствие фотографий – весьма плохой симптом для любой версии…

Третий аргумент – «черные камни», которые «обнаруживаются даже на улицах» и которые якобы являются результатом воздействия высоких температур при ядерном взрыве.

Доступные фотографии «черных камней» не вызывают никаких сомнений в том, что они подверглись воздействию довольно высоких температур. И подобные температуры на открытой улице действительно не могли сопровождать даже весьма крупный пожар. Но являются ли они свидетельством именно ядерного или какого-то иного мощного взрыва?..

Напомним, что в ходе археологических исследований был выявлен серьезный отход от стандартов Индской цивилизации на последних стадиях жизни в Мохенджо-Даро. Среди этих нарушений прежних стандартов в том числе археологи упоминают и строительство печей для ремесленной деятельности как в прежде жилых районах, так и непосредственно на улицах. Подобные печи, как правило, были очень недолговечны, поскольку собирались из обычной глины и камня и были чуть ли не «одноразовыми».

Так вот. Многие из «черных камней» Мохенджо-Даро на доступных фотографиях похожи на обычный шлак – отходы древнего металлургического производства. А обожженные и оплавленные «кусочки керамики», исследованные в итальянских лабораториях, вполне могут быть всего лишь кусочками глиняной обмазки внутренних стен простейшей металлургической печи или печи для обжига – температуры внутри таких печей вполне достаточно для постепенной витрификации (то есть «остекленения») поверхности обмазки.

Объяснение совсем простое и не столь впечатляющее по сравнению с ядерным взрывом, но оно имеет место быть. А далее приходит черед «бритвы Оккама», которая срабатывает в пользу более простого объяснения. И остается последний аргумент – повышенная остаточная радиоактивность скелетов…

Скелеты древних обитателей Мохенджо-Даро обнаружены в верхних (то есть более поздних) слоях, раскопки которых производились еще в 20-е годы ХХ века. И именно на эти скелеты ссылался Уиллер, выдвигая тезис об «жертвах индо-арийской резни». Однако в то время никто с дозиметрами по местам археологических раскопок не бегал (да и дозиметров еще как таковых не было). Скелеты же с раскопок обычно перекочевывают в закрома различных музеев. Тогда кем, где, когда и какой аппаратурой могла быть зафиксирована «повышенная радиоактивность»?.. Об этом ни в одном тексте с версией о ядерном взрыве в Мохенджо-Даро нет ни единого слова…

Сообщение же о том, что у одного скелета якобы «советским ученым была выявлена радиоактивность в 50 раз выше нормы», способно вызвать разве что грустную улыбку. Советские археологи в раскопках Мохенджо-Даро просто не участвовали…

Более того, есть одно очень важное соображение. Радиоактивности без разницы, на что воздействовать. Так что если бы скелеты на улицах Мохенджо-Даро имели повышенную радиоактивность, то ту же повышенную радиоактивность заведомо должны были сохранить и кирпичные стены древнего города. И проверить это может любой современный турист, который прихватит с собой вполне доступный ныне бытовой дозиметр. Однако о какой-либо радиоактивности стен в Мохенджо-Даро нигде нет ни единого слова!..

В результате, к прискорбию множества приверженцев версии древнего ядерного взрыва в Мохенджо-Даро, вынужден констатировать, что она не выдерживает даже элементарной проверки на соответствие фактам…

И еще один момент.

Приведенные ранее оценки времени Войны Богов (с возможным применением ядерного или аналогичного ему оружия) дают в качестве ориентировочной датировки этого конфликта конец VI тысячелетия до нашей эры. В это время ни Мохенджо-Даро, ни Индской цивилизации еще не существовало. Так что к гибели Индской цивилизации Война Богов не имеет никакого отношения. Эти события разделяет около трех тысяч лет…

Продолжение. См. часть первая